С точки зрения выживания — пессимизм куда более адаптируемая концепция. Как говорил все тот же умница Цезарь: «Где оптимист увянет, там пессимист прорастет корнями».
«Да здравствуют великие пессимисты всех времен и народов! — помнится, говорил он. — Именно они превращали оптимистический кретинизм большинства в здоровое чувство юмора! Выпьем, Серж, за критическое мироощущение — основу основ любого знания о себе…»
Я же говорил, он был умный мужик.
* * *
Когда-то давно, с полным правом можно сказать — в прошлой жизни, я учился на историка. Несколько лет зубрил имена, даты, события, хитросплетения интересов, государства, вождей, завоевателей, императоров и так далее. Много чего зубрил, только не нашел ответа на главный вопрос — почему люди живут как живут, вместо того чтобы жить счастливее, умнее и интереснее?
А может, люди просто не хотят быть счастливыми? Где-то в глубине души, в тайне от самих себя — не хотят? — рассуждал я в наивном юношеском максимализме. Боятся спокойного, размеренного состояния счастья, как болотной трясины, вот и пускаются во все тяжкие — в войны, революции, в национализм, коммунизм, реваншизм — во все что угодно. Лишь бы бурлило вокруг, лишь бы не останавливалось, потому что движение есть жизнь, а успокоение, остановка — смерть. Вывод — счастье человеку противопоказано от природы…
Я понимаю, что это совсем не новые рассуждения, но и лет-то мне было тогда…
Давно это было. Сейчас кажется — очень давно.
* * *
— А что, Батя, там у вас, наверху, других методов не бывает? — спросил я, чтобы что-то спросить.
Взял со стола коньяк и глотнул, не чокаясь. Мягко, приятно, терпко, уж никак не ракетный суррогат.
И все равно оставалось ощущение, словно я с ходу макнулся в помои. А теперь вынужден облизываться, потому что руки заняты. Отданием чести, например. Отдаем ее, родимую, и отдаем…
— Ну, с таким вопросом ты неоригинален, — протянул Чернов. — Впрочем, если с точки зрения «не тронь — не воняет», пожалуй, нет. Политика есть политика. Только видишь ли, других методов управления людьми, кроме подковерных, человечество за свою долгую историю так и не придумало. И это факт… Так что ты свой штрафбат не ругай, похоже, он тебе жизнь спас. Сдается мне, ни в какой штрафбат ты попасть не должен был, а прямиком отправиться в тюрьму, где бы тебя спокойно прирезали урки. То, что ты очутился на фронте, — это накладка, которую потом не стали исправлять. Или решили, что в штрафбате ты и так гикнешься, процент смертности у вас — сам знаешь… Или не успели, в конце концов, не до того стало…
— Почему?
— Потому что недавно Службу Президентской охраны от исследований по телепортации отстранили, а все передали нам, в стратегическую разведку. С условием, чтоб мы взялись за дело с новым энтузиазмом и другими методами.
— Надо же! Я думал, что исследования окончательно заморожены, — сознался я.
— Так многие думают. Даже в конгрессе СДШ этот вопрос больше не поднимается. Болтуны-сенаторы забыли телепортацию, как страшный сон. Никакого тебе выделения ассигнований, никаких заумных, многоступенчатых формул перед высокими комиссиями, от которых эти самые высокие впадают в тоску, осознавая собственное невежество. А что это значит? — Батя наставительно поднял крепкий квадратный палец с отчетливыми жестко-рыжими волосками на запястьях.
Я вдруг подумал, что сейчас он больше всего похож на школьного учителя, в очередной раз растолковывающего обалдуям — переросткам прописные истины. Старого, пожившего учителя с грустными глазами доброго сенбернара и глубокими морщинами на массивном лбу. Скажем, учителя с героическим прошлым и предсказуемым пенсионным будущим…
Сам не знаю, откуда взялась такая аналогия…
Потом я сообразил, что Батя не просто так сообщил мне о других методах. Сколько его помню, он мало что говорит просто так, для поддержания светскости беседы. Не тот характер… Старый грустный учитель, замотанный алиментами бывшим ученицам, — видимость, способная обмануть только тех, кто его не знает. Генерал — он и есть генерал. Стратег и тактик даже по мелочам.
Чего же он от меня хочет? А ведь хочет чего-то, это определенно…
— И что это значит? — спросил я.
— Хороший вопрос, — одобрил Чернов, блеснув ровными вставными зубами. — Просто замечательный вопрос! Я бы сказал — заданный вовремя и по существу!
Издевается? Не без этого. Имеет право с высоты своего служебного положения. Зато я со своего невысокого бугорка имею право тупо молчать, не реагируя на начальственный юмор. Не дорос, мол, ни погонами, ни умом, вы уж извиняйте покорно, ваше превосходительство! Нам бы понятнее — про баб, про пьянку или про что-нибудь такое, поближе к телу…
— Ну так вот, Сережа, — посерьезнел господин генерал. — Если про телепортацию перестали трепаться на каждом углу — это значит, что какие-то результаты действительно появились. Неожиданные результаты, не буду от тебя скрывать. Ты думаешь, почему сейчас, когда война почти закончилась, когда в результате — понятная и предсказуемая ничья, которую уже не изменят никакие локальные операции, развернулась такая драка за Казачок? Именно сейчас и именно за Казачок, обычную планету третьей категории?
— Я не думаю, — пробурчал я. — Мне думать некогда. Это пусть в генштабе думают, у них оклады жалованья соответственные. А мое дело — вперед, пехота! Обосремся на марше, зато — ни пяди врагу!
Мне показалось, что генерал глянул на меня с видимым сожалением. Впрочем, он тут же сообразил, что я его потихоньку подкалываю.
Ничего, проглотил и не поморщился…
— Объясняю, — сказал он спокойно. — Дело в том, что на Казачке еще многие годы назад обнаружены следы технологий непонятной и, судя по всему, нечеловеческой цивилизации. Следы странные, путаные, и что с ними делать — никто до недавнего времени сообразить просто не мог. От греха подальше предпочитали просто не обращать внимания. Есть и есть, никому от этого ни жарко, ни холодно, самих-то пришельцев нет в наличии, даже намека нет на присутствие чужого разума.
— А что изменилось? Кто-то заметил пробегающего зеленого человечка с аккуратной антенной на голове? — съехидничал я.
— Если бы! Тут, милый мой, еще заковыристее. Тут, на Казачке, судя по всему, вполне функционирующие порталы, через которые чужие шлялись по вселенной, как баба по собственному огороду. Только как это они делали — вот вопрос? На который многие пытаются теперь ответить… А еще большее число людей — хочет знать ответы!
Батя снова пошевелил пальцем, подчеркивая свои слова. Взял со стола стаканчик, одним движением влил в рот, поморщился и пожевал собственные губы.
