Так я провел в этих размышлениях и мечтах пять месяцев, которые иногда воспринимались как пять минут. Я побывал во множестве тихих пасторальных уголков; в основном это были мои представления о тех местах, о которых мне приходилось только читать или видеть на картинах: даже коммуна хиппи, в которой я вырос, располагалась в городском предместье. Я играл в аккуратно наманикюренных парках, представляя себе джунгли. И теперь возвратился к этим детским мечтам.
Это бьшо интересно. Сновидения не возвращали меня на Средний Палец, где мать-природа и я всегда находились в тесном соприкосновении противоборства. Полагаю, в этом не бьшо никакого покоя.
Выход из анабиоза оказался труднее и неприятнее, чем это было в последних случаях, когда мне помогала Диана. Я был растерян и не владел своим телом. Пальцы не хотели работать, голова не могла понять, по или против часовой стрелки следует извлекать введенные в тело трубки. Когда я наконец освободился, меня пронесло поносом с кровью, хотя никаких внутренних повреждений у меня, похоже, не было.
Я направился на помощь Мэригей; она находилась в соседней с моей камере и уже возилась, пытаясь освободиться и отстегнуть ремни. Ей удалось обойтись без крови. Мы оделись, и она подошла проверить, как себя чувствует Сара, а я тем временем осматривал остальных.
Первая, к кому я подошел, была Райи Хайклауд — наш доморощенный медик. Вообще-то прежде, в нормальной жизни, она была библиотекарем, но Диана целую неделю энергично обучала ее пользоваться стандартной судовой аптечкой.
Антрес-906 уже пришел в сознание и кивнул мне, когда я заглянул в его ящик. Это было хорошо. Если бы с существом иной расы что-нибудь случилось, то ему и нам пришлось бы положиться на скрупулезность составителей руководства по оказанию первой помощи, в которой имелось приложение о хворях тельциан.
Джекоб Пайерсон оказался накрепко замороженным и не подавал никаких признаков жизни. Он, вероятно, был мертв уже в течение пяти месяцев. Это заставило меня почувствовать смутную вину перед ним за то, что я не любил его и не хотел с ним работать.
Все остальные начинали понемногу шевелиться. Мы не могли узнать, в каком они находятся состоянии, до тех пор, пока они не очнутся и не заговорят. Функциональные расстройства после отключения от жизни могли проявляться в весьма причудливых формах: например, Чарли, как обнаружилось на СП, после анабиоза потерял способность ощущать запах цветов, хотя мог обонять другие вещи. (Мы с Мэригей шутили между собой по поводу таких расстройств, когда нужно было оправдать свою забывчивость: должно быть, я забыл или она забыла это во время анабиоза.)
Состояние Сары было удовлетворительным; правда, ей нужно было привести себя в порядок, но принять помощь от матери она отказалась наотрез: кто угодно, только не она.
Мы сразу же включили экран. Земля на первый взгляд казалась в порядке; по крайней мере, выглядела так, как мы того ожидали. Примерно треть того, что мы видели между облаками, была, судя по всему, городами — невыразительными серыми пятнами, почти полностью занимавшими просторы Северной Африки и Южной Европы.
Я выпил немного воды, и она осталась во мне, хотя я почти зримо представлял себе, как она холодной сферической глыбой плавает в моем животе. Я сосредоточился на этом ощущении и не сразу заметил, что Мэригей тихо плачет, размазывая слезы по лицу.
Я подумал, что она жалеет Пайерсона, начал было говорить ей какие-то успокоительные слова.
— То же самое,— с трудом выдавила она в ответ на мои утешения.— Ничего. Точно так же, как на Среднем Пальце.
— Может быть, они...— Из моей головы вдруг исчезли все мысли. Они мертвы или исчезли. Все десять миллиардов.
Антрес-906 выбрался из ящика и подплыл ко мне сзади.
— Ничего другого нельзя было ожидать,— сказал он,— с тех пор, как мы выяснили, что они за все это время ни разу не посетили Центрус.— Он издал странный звук, похожий на воркование осипшего голубя.— Я должен обратиться к Целому Дереву.
Мэригей несколько секунд тупо смотрела на него.
— И где же ваше Дерево?
Существо совсем человеческим движением вскинуло голову.
— Везде, конечно. Там, где есть телефон.
— Да, прошу вас.— Она отстегнула ремни и всплыла над креслом.— Давай пока что поможем людям подняться и сделаем один виток. Посмотрим, что там есть.
Мы «похоронили» Джекоба Пайерсона в космосе. Он исповедовал какую-то разновидность мусульманства, так что Мухаммед Тен сказал несколько слов прежде, чем Мэригей нажала кнопку, открывавшую люк вакуум-отсека, и остатки воздуха мягко вытолкнули тело в пустоту. Это бьшо, можно сказать, замедленной кремацией, так как мы находились на достаточно низкой орбите и труп через некоторое время должен был неминуемо сгореть от трения об атмосферу.
Мы приземлились на старинном космодроме мыса Кеннеди, в самой дальней его части, где находилась площадка, предназначенная специально для таких, как мы, совершающих посадку, сопровождающуюся губительным ливнем гамма-лучей. Вскоре к нашему кораблю подкатился специальный бронированный транспортер и замер в отдалении, ожидая, пока мы выйдем.
Спустя тридцать минут радиометр сообщил, что мы можем покинуть корабль. Воздух был душным, теплым и казался тяжелым от запаха соли. Пока мы неуверенно сходили по рампе, с мангровых болот налетел ветер и принялся теребить нашу одежду. Внизу пахло обгоревшим металлом; вспучившаяся было от неимоверного жара посадочная площадка терпеливо выравнивалась, остывая.
— Как тихо...— сказала Алиса.
— В этом углу всегда было тихо,— отозвался По,— не считая запусков и приземлений. Я боюсь, что и весь космодром окажется таким же. Как и наш.
Металлическое покрытие все еще дышало жаром. И возможно, продолжало понемногу испускать альфа-частицы. И все равно, воздух был изумительным; я так жадно дышал, что впал в легкую эйфорию.
— Кто вы? — раздался металлический голос транспортера. Он говорил на стандартном языке.— Откуда вы прибыли?
— Говори по-английски,— по-английски же ответила Мэригей.— Мы группа жителей Среднего Пальца, планеты системы Мицара.
— Прибыли для торговли?
— Возможно. Доставь нас к людям.
В борту машины распахнулась двустворчатая дверь.
— Я могу доставить вас в космопорт. Мне не разрешается передвигаться по дорогам без колес.
Мы вошли внутрь, и четыре больших окна сразу же стали прозрачными. Как только мы уселись, двери закрылись, машина попятилась, развернулась и, покачиваясь, перебирая двенадцатью членистыми ногами, быстро направилась в дальний конец посадочной полосы.
