Я ищу место, где меня ждут. Но, думаю, такого места просто не существует.
Я вздохнул. Что хуже – не знать, что ищешь, или искать то, чего нет?
– А как ты думаешь, о чем мечтает Небо? – спросил я.
– О покое. Разве ты не видишь? – в голосе Лили было недоумение.
– Не вижу чего?
– Он умирает, – сказала она так легко, что мне не по себе стало.
– Умирает… – повторил я и понял – я это уже третий день знаю. С самой первой встречи. Более того, я знаю больше. – Нет. Он не умирает. Он уже умер. Его только одно к этой жизни привязывает – письма. Он еще живет, потому что ждет письма.
– Может, и так, – Лили пожала плечами. – Но ты его не жалей. Это его путь. Может, в том мире ему будет лучше, чем в этом.
– Ты забыла, я не верю в загробную жизнь.
– А я верю. Так проще…
– Ненавижу простые пути.
– Да ты, похоже, вообще все подряд ненавидишь.
– Ага, – просто ответил я, хотя это было и не совсем правдой.
Лили хотела что-то ответить, но не успела.
– Смотри-ка, Барни, эта та самая стерва! – раздалось за спиной.
– Ой, – Лили сжалась, чуть со стула под стол не стекла. А двое парней в спортивных куртках с надписью «Средняя школа Виргинии» вразвалку направились к нашему столику.
– «Ой» тут не поможет, – заметил один из ребят, белобрысый и очкастый. – Думала, можно так просто сделать всем большую бяку и удрать? Ведьма!
При этом слове лицо Лили вспыхнуло.
– Не смей меня так называть! – она резко вскочила из-за столика.
– Поосторожнее с ней, Боб, – опасливо заметил прыщавый крепыш. – А то она опять порчу наведет!
– Еще как наведет, – встрял в разговор я. – То, что было раньше, сказкой покажется.
– Ты кто еще такой? – очкарик уставился на меня во все четыре глаза.
– Никто, просто чай пью. А вы мне мешаете. Топайте отсюда, если не хотите, чтобы вас, как в прошлый раз, расколбасило! Или мне рассказать, что каждый из вас тогда видел, когда по всему футбольному полю катался?
– Слушай, ты… – начал было очкарик, но крепыш мотнул головой.
– Оставь их! Они оба выродки ненормальные!
– Еще раз в наш город заявишься – тебе точно не жить, – процедил сквозь зубы белобрысый Боб. – На костре сожжем!
– Да идем же, – подтолкнул его трусливый Барни.
Я показал им вслед неприличный жест, повернулся к Лили.
И в тот же момент получил пощечину.
– Дура! – заорал я. Нет, я, конечно, не ожидал благодарности, хотя не вмешайся я, все могло бы кончиться далеко не так мирно. Но пощечина – это уже слишком!
– Сам дурак! – закричала она и выбежала из «Сладких грез».
Она забралась на лавочку с ногами, обхватила колени руками, соломенные волосы свисали, закрывая лицо.
– Да что с тобой такое? – я, насупившись, сел с ней рядом.
– Я уже говорила, не смей говорить так!
– Как – так?
– Что я – ведьма!
– Я и не говорил!
– Ты подтвердил, когда они говорили! Ненавижу тебя! Я думала, ты понимаешь, а ты…
– Я просто хотел их напугать.
– Напугать мной? Я такая страшная, чтобы мной людей пугать?
– Но ты сама им мозги задурила! – я начал злиться.
– А что мне оставалось! Я же не со зла! Я не виновата! Оно само так получается! Но я хорошая! Хорошая, понимаешь! Пусть нелюдь, но не ведьма!
– Да какая разница?
– Я хочу, чтобы меня любили! А все меня ненавидят! Мама выгнала, сказала, что из-за меня Господь от нашей общины отвернулся… А отец Петр запретил мне в церковь приходить… За что? За что?! Я просто хочу, чтобы меня любили… Такую, какая я есть…
– Никто нас не будет любить, – сказал я мрачно. – Это не для нас.
– А что тогда для нас? – она подняла на меня мокрые глаза.
– Путь в никуда. И ничего больше.
– Неправда! – она размазала по лицу слезы, шмыгнула носом. – Ты же сам в это не веришь, Том! Потому что если в такое верить, то вообще – зачем жить?
– А что еще остается? – я поднялся с лавочки и пошел прочь.
Я, может, тоже хотел бы, чтобы меня любили. Я, может, тоже хотел бы найти место, где меня ждут. Может быть, я хочу для себя другого Пути. Но что делать, если мне доступен только этот? Не потому, что я нелюдь, а потому, что все-таки человек. Даже если признавать этого не хочу. Или я ошибаюсь? Ошибаюсь во всем?
Лили догнала меня и пошла рядом, сердито шмыгая носом.
Небо сидел возле свой машины, держал в руках надорванный конверт и улыбался в никуда.
– Поехали, – мрачно сказал я, не глядя на Лили. Она тоже на меня не смотрела, ковыряла носком туфли дорожную пыль.
– Детский сад, – вздохнул он, заводя мотор.
Чтоб не пререкаться, я сразу устроился на заднем сиденье. Но Лили тоже не стала садиться вперед – втиснулась рядом со мной, отгородившись рюкзаком. Каждый из нас смотрел в свое окно.
Машина тронулась с места. Шуршали шины, серой лентой тянулось полотно дороги в никуда. В единственное место, где еще можно что-то найти. Даже если не знаешь, что искать. Даже если этого совсем не существует.
А в голове звучала и звучала песня:
This is the end, Beautiful friend
This is the end, My only friend, the end
It hurts to set you free But you'll never follow me
The end of laughter and soft lies
The end of nights we tried to die
This is the end…
Вода была холодной, словно февральская сосулька.
Я сделал несколько глотков и оторвал алюминиевую кружку от губ. В висках заломило.
– Из морозилки?
– Колодец.
На вид хозяину примерно шестьдесят, и я, случись драка или серьезная работа, предпочел бы иметь такого в соратниках, – прожитые годы, казалось, лишь придали мужчине крепости.
– Надо же. Глубокий колодец, наверное.
Не то чтобы мне очень хотелось завязать разговор, но отчего не переброситься парой слов, когда есть время и настроение? К тому же приехал я в эти края не на один день и познакомиться с местным населением не помешает. Это никогда не мешает.
– Глубокий. Хоть и не в этом дело.
– А в чем?
– Место нужно уметь выбирать, – усмехнулся хозяин краем рта.
– Для колодца?
– Для жизни.
– Да, вижу, что это вы умеете, – вторым заходом я осушил кружку и огляделся. –
