— Думаешь? — неожиданно спокойно спросил Пастырь.
Я даже удивился. Это Пастырь-то, в котором мягкости, как в кувалде, падающей на голову.
— Просто уверен! — подтвердил Вадик.
— А как же тогда отделить агнцев от козлищ, грешников от праведников…
— По четвергам! Все — по четвергам! В остальные дни — все как обычно, живем, здравствуем, ловчим, обманываем, карабкаемся, а каждый четверг будь добр определяйся, в какой тебе строй — к агнцам или к козлищам рогатым… Ну что, хорошо я придумал?
— Ты, Кривой, нехристь, конечно… — Ну и?
— И у Господа нашего — свои пути! Божественное провидение идет по таким дорогам, о которых мы, смертные, даже догадаться не можем…
— И что?
— Но, пожалуй, резон есть… — вдруг согласился Пастырь.
Первый раз на моей памяти согласился с кем-нибудь, кроме почившего пророка Зельфера — непримиримого!
Да что же это творится в нашем бравом подразделении? И война закончилась, и лев мостится на ночь рядом с ягненком, предварительно почистив зубы. Куда катимся?
А! Понятно. Допились ребята… Ключ на старт, ракета пошла!
Впрочем, Пастырь прав, мысль действительно интересная, отметил я. Свежая мысль. Судные дни человечество устраивает само себе с завидной регулярностью, надо отдать ему должное. Но все как-то хаотично, бессистемно, без должного воспитательного эффекта. А тут, волевым решением сверху, каждый четверг — судный день. Есть определенный смысл. Я бы добавил — категорический смысл…
А самое смешное, что здесь, похоже, не только умозрительные рассуждения. Мелькает у меня подозрение, что все это гораздо ближе, чем кажется даже Пастырю. После Батиных документов — почти уверенность…
«по-моему, господа хорошие, мы приплыли! А куда — это уже не столь важно», — как сказал капитан заблудившейся шхуны, когда его потащила с палубы толпа аборигенов — людоедов…
— Нет, ну почему наш боевой товарищ совсем прокис? Почему никто не развеселит ветерана штрафбата? — все еще приставала Игла.
И первой же смолкла. Не иначе, увидела мои свежеиспеченные майорские нашивки. За нею вытаращились все остальные.
— Однако…
— А…
— Черт меня подери, если эти ракетчики не выгоняют свою спиртовую мочу из полного дерьма! — высказался, наконец, Кривой. — Я в чудеса с детства верю, и Деда Мороза жду под каждое Рождество, но чтоб на второй день запоя такая полноценная белая горячка…
Я сдержанно — солидно поднял голову и посмотрел на гоп-компанию проникновенным взглядом старшего офицера. И так посмотрел, и этак, и даже голову слегка склонил набок, прищуриваясь.
А как прикажете офицеру реагировать на подобную разнузданность рядовых?
Хороши! Голуби!
— Вот что, голуби шизокрылые, есть разговор! И разговор серьезный! В общем, имеется предложение к вам… Даю две минуты — стучаться лбами под струей воды, а дальше каждый слушает меня внимательно и максимально трезво вникает в смысл… Все, время пошло!
Планета Казачок. 21 ноября 2189 г.
Где-то у подножья Скалистых гор.
09 часов 35 минут.
Земля проносится совсем близко под днищем бронетранспортера. Поглядывая в иллюминатор, я наблюдаю, как скорость сплетает темные выжженные разводы в причудливые узоры. В узкие, как бойницы, иллюминаторы, наглухо закупоренные мутноватым суперстеклом, много не увидишь, но и этого достаточно.
Надо же, как нам удалось насрать на этой планете! Даже по прошлой высадке я помню степь Казачка совсем другой…
Батя ведет неуклюжий транспортер почти на пределе скорости. Он, конечно же, сам сидит за штурвалом, он всегда любил лихую езду.
Бронемобиль, последняя усовершенствованная модель, предназначен для транспортировки подразделений спецназа со всем прилагающимся универсальным вооружением. По сути, эта телега, навороченная для спецопераций, вполне может выдержать бой с МП — танками. Под защитой такой брони чувствуешь себя уверенно. Особенно если не вспоминать, что даже линкоры дальнего космоса на этой планете имеют свойство исчезать бесследно и безнадежно…
В салоне просторно и удобно, здесь вообще все продумано до мелочей. по-армейски удобно, штатский бы не понял такого комфорта. Хорошие кресла — катапульты для бронедесанта, держаки для оружия, широкие люки складских отсеков, продуманный подход ко встроенному вооружению и все прочее. Я так понимаю, агрегат предназначен для перевозки куда большего числа солдат, поэтому лишнее из бронемобиля просто выкинули. Отсюда простор, обычно несвойственный военной технике.
Нас — всего восемь. Пять бывших штрафбатовцев (уже со своими возвращенными званиями и регалиями), сам генерал, его доброжелательный адъютант Бронcки и еще один человек. Точнее — одна. Человечка.
Когда она подняла забрало брони в загерметизированном салоне, даже Пастырь, слуга Господа, осекся в своих размышлениях о божественном. А Игла присвистнула и выразилась с армейской прямотой: «Ну почему я не лесбиянка?!»
Чем, по-моему, заставила ее слегка вздрогнуть. Чуть — чуть. Значит, к тому же хорошо воспитана, отметил я. Очень хорошо, с учетом воздействия Иглы на свежего человека.
Игла ведь тоже подняла забрало. А это — зрелище. Для непривычных…
Нет, красивая женщина! Просто красивая, без всяких «но» и «как будто». Породистые, точеные черты лица, голубые глаза — глазищи и нежный румянец натуральной блондинки.
Красивая… Снежная королева… Игла, сдается мне, уже ревнует. И зря! Девушка Стелла скользит по мне взглядом достаточно равнодушно. Отстраняюще — равнодушно. Ну, как красивые женщины привыкают смотреть на всех остальных, назначение коих — издали поклоняться их красоте, но руками не трогать…
— Стелла, — представил ее Батя. — Капитан Стелла Корф, научный отдел ССР. Так сказать, ученый консультант нашей экспедиции…
И от нее — безразличное, безликое «Хеллоу». Надо же — снежная королева с ученой степенью!
— Капитан до войны работала на Казачке, долго работала. Знает здешние реалии не понаслышке.
Капитан подтвердила это отчетливым взмахом длинных ресниц.
«Стелла… Имя тоже красивое», — подумал я. Девушка — звезда…
Отвлекаясь периодически от ее лица (не дело все-таки таращиться, как прыщавый парубок на голографию из «Плейбоя», хотя и солдатня, хотя и понятно…), я снова смотрю в иллюминатор и размышляю.
Во что же я ввязался на этот раз? Сам ввязался и ребят втравил.
Итак, во что мы ввязались? Отправились туда — не знаю куда, искать то — не знаю что, неведомо за каким хреном, как выразился Батя.
