Утром в Новосибирске Юс первым делом обменял три сотни долларов на рубли и купил купейный билет до Ташкента, на ночной поезд. И пошел гулять по городу. Город ему понравился — красивый, просторный, не очень грязный, хотя окрестности вокзала изрядно захламлены. Юс сытно позавтракал чаем и мантами, огромной, как сибирские расстояния, местной разновидностью пельменей, в ресторанчике с видом на Обь — непомерную, широченную, огромную массу воды, протекающую сквозь город. Решил, что Новосибирск до своей реки не дотягивает. Город с такой массой воды рядом должен быть, по меньшей мере, Константинополем или Киевом. Или Нью-Йорком. Ново-Николаевск — так, кажется, называли его до революции? Впрочем, некая справедливость все-таки есть, Нью-Йорк приблизительно во столько же больше Йорка, во сколько Новосибирск больше Николаева. Юс усмехнулся сам себе. Раз думается о таких глупостях, значит, начинаешь чувствовать себя спокойно. Ощущение Сибири. И люди здесь спокойнее. Вальяжнее. Официантка с такой фигурой, — официантка поймала взгляд Юса и, улыбаясь, кивнула, — едва ли смогла бы устроиться на работу в ресторан где-нибудь в центре Минска. А если бы и устроилась, заработала бы невроз, стараясь похудеть. В конце концов, в минских ресторанах проходы между столиками не рассчитаны на такие размеры. А тут — девушка явно чувствует себя вполне уверенно. Такая аппетитная. Плодородная. Ядреная. С ямочками на щеках.
Подошедшая официантка промурлыкала, колыхнувшись: «Еще что-нибудь, милости просим?»
— Мне сладкого, — сказал Юс игриво, оглядывая ее с головы до ног.
— Есть мороженое, — сказала, вздохнув, официантка. — Эклеры, пирог с яблоками, суфле, кексы и заварное, взбитые сливки с конфитюрами, разные конфитюры есть, шоколадные конфеты, крендельки сахарные, медовые пряники еще, очень свежие.
— А баба у вас есть? — спросил Юс. — Ромовая, я имею в виду.
— Нет, — сурово ответила официантка, колыхнув бюстом. — Так будете заказывать?
— Буду. А что у вас ближе всего к бабе?
— Пряники. Их сами печем, и мед самый лучший, алтайский.
— Ну, давайте мне их полдюжины. И взбитые сливки, и чаю еще стаканчик.
— Вам с собой?
— Да нет, здесь съем.
— Шесть наших пряников? Вы их раньше видели?
— Не-а.
— Так я вам два принесу, а потом, если вам мало будет, еще. Хорошо?
Минут через пять Юс с ужасом смотрел на лежащую перед ним парочку коричневых, в сахарных разводах, чудовищ размером с две ладони и толщиной в полторы. Впрочем, чудовища оказались мягкими, как пух, горячими, испещренными изнутри пахучими, нежными медовыми прожилками. Нежнее даже взбитых сливок, жирных, кремово-сочных, которые Юс осторожно, чтобы не разломить податливый ломоть, накладывал поверх. И с наслаждением откусывал по-сибирски огромные, во весь рот, куски.
Официантка подошла снова на половине второго пряника и спросила: «Ну как, еще нести пряники? Или по-прежнему хочется бабу? »
— Как вам сказать, — ответил едва дышащий Юс. — Тут синдром недопереедания, знаете? Больше, чем мог, но меньше, чем хочется. Но если я еще хоть крошку съем, я умру.
— Тогда не ешьте, — сказала официантка. — Если умрете, кто за вас расплачиваться будет? И что мы с трупом клиента делать будем?
— А можно, я умру на вашей груди?
— Расплатитесь сначала.
— А как вас зовут? — спросил Юс, протягивая деньги.
— Наташа.
— Нет, вас лучше звать не так. Лучше — Наталией. А еще лучше, Настасьей, и обязательно по отчеству. Скажем, Настасьей Филипповной.
— Мне не сорок лет, — обиженно сказала официантка.
— Не нужно сдачи, Наташа, — сказал Юс, чувствуя себя бессовестно счастливым. — Вы мне лучше скажите, что вечером делаете.
— Здесь работаю, — сказала официантка, сунула деньги в кармашек на кружевном фартуке и ушла.
Юс с сожалением проводил ее взглядом. А как только вышел из ресторана, к нему подошли двое небритых молодых людей в одинаковых кожаных куртках. Один из них подмигнул и прошептал заговорщицки: «Слышь, мужик, бабу, кайф, — недорого. Сибирский сервис». Юс вздрогнул. «Спасибо, не нужно, я тороплюсь», — сказал он и шагнул прочь. Один из парней шагнул следом и вдруг положил руку ему на плечо. Юс замер на мгновение, мучительно пытаясь сообразить, что делать. Потом стряхнул руку и быстро пошел, не оглядываясь. «Постой, ты куда? — спросил парень. — Ты че? Серый, он че? Эй, постой, мужик, ты, мудило, постой, мы к тебе как к человеку, а ты… э-эй! » Юс завернул за угол и пошел очень быстро, почти побежал, потом еще раз повернул, потом, наткнувшись на стоящее такси, открыл дверцу, сел и сказал водителю: «Трогай». «Пересменка у меня», — ответил водитель. Юс показал ему три сотенных. Водитель кивнул и повернул ключ в замке зажигания.
В джипе с затененными стеклами, припаркованном подле ресторана, где объедался Юс, похожая на завуча Нина приказала в мобильный телефон: «Хватит, ребята. По домам. Отдыхайте».
— Пронесло, — сказал лысый Павел.
— Ну, видишь, не сорвали ведь.
— С огнем играешь.
— Что-то чем дальше, тем меньше в это твое «сорвали» верится. Цыпленок — он цыпленок и есть. Дурачок. Отъехал на пару тысяч кэмэ, бабки в кармане — отъелся, осмелел, к бабам приставать начал. Сопляк. Увидишь — он в самом деле отправится туристскую рухлядь закупать. … Даже если бы и сорвали — отвечать мне. Ребята — черные пояса. Тебе не уступят.
— С истерикой на срыве шутки плохие. Хотя, может, ты и права, и клиента нам бояться вовсе нечего. Я совсем не уверен, что мясорубку в машине учинил именно он. У одного нашего хорошего знакомого среди горилл из «эскадрона» есть пара-тройка дружков. А те гвозди узлом вяжут и кирпичи пальцем крошат. В них, конечно, верится больше, чем в истерики нашего цыпленка. Кстати, ты в ребятах этих уверена? Чьи они? Твои?
— Нет. Но в них я уверена.
— Помяни мое слово, сделает Андреич из тебя козу отпущения. Если мы твоего истерика покалечим или вовсе прибьем, он все свалит на нас. Скажет, дескать, потенциал загубили. Он бы мог ого-го. Вон как в машине сработал. А сейчас уже — шиш. Испортили. Мы с тобой испортили.
— Прекрати ныть, — сказала Нина. — Вечером мы его возьмем, как и планировали. Возьмем чисто.
Таксист отвез Юса по адресу, написанному на обороте портрета. И оставил на обсаженной липами улице среди совершенно одинаковых хрущевских пятиэтажек. Даже после того, как удалось отыскать нужный дом и обойти его вокруг, ничего похожего на магазин туристского снаряжения не обнаружилось. Пришлось остановить спешащего подростка с клеенчатой сумкой в руках. Подросток деловито ткнул рукой в направлении ближайшего подъезда, и поспешил дальше. Юс зашел в подъезд, поднялся до самого верха, глядя на двери квартир, потом постучал себя по лбу, вздохнул, спустился и зашел в подвал. И попал в заваленную всевозможным ярким хламом комнатенку, где среди мотков пестрой веревки, жилетов, рюкзаков, спальников, кусков пенополиуретана, ботинок, примусов, лент и шнуров, касок, курток, брюк и подштанников, газовых баллонов, тюков с палатками и еще черт знает чего возвышался облезлый письменный стол с компьютером на нем. За компьютером сидел длинноволосый очкастый парень с банданой на голове. «Добрый день! — сказал он, высунувшись из-за компьютера. — Чем могу помочь?»
