— Но и не можем отрицать, что вступил он гуда, следуя идеалам, — заспорил Винду, впрочем не повышая голоса. Он никогда не позволял себе переступать границы приличий. — Он был когда-то нашим другом, нельзя этого забывать, и слышать, как на него клевещут и называют убийцей…
— Называют, нет, — поправил Йода, ковыляя за своим спутником. Как бы Винду ни сдерживал таг, он все равно шел слишком быстро. — Но тьма вокруг нас, да, и во тьме ничто не таково, каким кажется.
— Но я не вижу смысла, зачем Дуку покушаться на жизнь сенатора Амидалы, если она, пожалуй, самый непоколебимый противник создания армии? Разве сепаратисты не должны желать Амидале удачи во всех ее устремлениях? Разве они не понимают, что она, пусть не преднамеренно, играет им на руку? Или мы действительно верим, что они хотят войны с Республикой?
Он огорченно покачал головой. Йода остановился, тяжело навалившись на свой крохотный посох, и устало прикрыл глаза.
— Многого не знаем мы, — еле слышно произнес маленький учитель. — Туманна Великая сила. В беспокойстве она.
Мэйс Винду проглотил вертевшееся на языке возражение. Не было смысла дальше выступать в защиту Дуку, а Винду никогда не совершал поступков, в которых не было смысла. И все-таки ему было жаль. Граф Дуку был когда-то одним из самых уважаемых рыцарей Ордена. В знании философии и истории ему не было равных. А в искусстве владения мечом он, пожалуй, был вторым после Куай-Гон Джинна, хотя все в Храме признавали, что манера фехтования у обоих сильно отличалась от принятой у джедаев. Мэйс Винду дружил с обоими рыцарями, и для него — как, впрочем, и для всего Ордена — уход Дуку оказался сильным потрясением.
Объявив о своем уходе, Дуку не стал скрывать причин. Их было много, но одну Винду почему-то запомнил, и сейчас она все время всплывала в мыслях. Республика чересчур велика и не отвечает нуждам отдельных жителей различных планет. Сейчас эта фраза стала чуть ли не лозунгом сепаратистов, и Винду это беспокоило, потому что имела под собой основания.
По Корусканту катилась волна вечерних сумерек. Медленно ползла линия терминатора, гасли искусственные огни, сменяясь светом ночным. Вечно бодрствующему и вечно погруженному в сон городу подмигивали звезды. Под темнеющим небом здания казались гигантскими монолитами, а сама планета — памятником древних сражений. Даже голос ветра на верхних этажах звучал скорбным плачем по смертной жизни.
Пока турболифт возносил Оби-Вана к вершинам сенатского комплекса, а мозаика городских огней стремительно проваливалась вниз, джедай предавался размышлениям о том, как странно и сильно зависит истина от превращения дня в ночь. Рядом сопел ученик, которого подобные тонкости сейчас совершенно не интересовали. Анакин думал только о женщине, которая десять лет назад забрала его сердце и разум и не отдала назад.
— Анакин, ты взволнован, — заметил Оби-Ван, по-прежнему разглядывая город у себя под ногами.
— Да… и вовсе нет! — последовал быстрый легкомысленный ответ.
— Я не помню, чтобы ты так нервничал с тех пор, как мы влезли в гнездо к гундаркам.
— Влезли вы, учитель, — бесцеремонно поправил падаван. — А я вас спас. Забыли?
Оби-Ван засмеялся. Анакин тоже заулыбался, но из прежнего состояния не вышел.
— Ты потеешь, — сообщил ему Кеноби, демонстративно поведя носом. — Сделай глубокий вдох. Расслабься.
— Я не видел ее десять лет.
— Анакин, дыши глубже! Она больше не королева.
Двери лифта раздвинулись, заглушив бурчание падавана. Первым вышел, разумеется, Кеноби, сделав вид, что не слышит.
— Можно подумать, что я поэтому…
— Анакин!
Почти одновременно с дверями лифта открылась дверь напротив; в коридор, споткнувшись о порог, выкатился гунган, облаченный в красно-черную парадную робу. Мгновение все трое разглядывали друг друга, а затем степенный дипломат запрыгал, точно малое дитя, на глазах теряя достоинство.
— Оби! Оби! Оби! — вопил гунган, размахивая длинными ушами. — Наша так рада! Наша видит твоя!!! Хейдей-хо!!!
Кеноби попытался сохранить вежливую улыбку, солидный вид и невозмутимость. По мнению Анакина, получилось так себе.
— Я тоже рад тебя видеть, Джар — Джар.
Бинкс продолжал выкидывать замысловатые коленца. И вдруг совершенно неожиданно замер с открытым ртом.
— Моя умный — это твой ученик, да?
Гунган заложил гибкие лапы за спину, вгляделся в Анакина, надувая и без того пухлые губы. Скайвокер подмигнул ему.
— Хейдей-хо!!!
Просто удивительно, как Бинкс еще не запутался в одежде, не сшиб никого с ног и не упал сам.
— Ани? Нет, наша не вери! Малыш Ани?
Гунган сгреб падавана в объятья. Настала очередь Анакина получить свою долю похлопываний по спине и плечам и восторженных «йю-йю».
— Твоя такая большая! Йю-йю-йю!!! Ани! Моя просто не вери!
— Привет, Джар — Джар, — ухитрился выговорить Скайвокер, освобождаясь из лап гунгана.
Казалось, ритуал приветствий затянется навечно, но Оби-Ван все-таки поймал Бинкса за лапу — осторожно, но очень решительно.
— Мы пришли поговорить с сенатором Амидалой Наберрие. Не мог бы ты проводить нас к ней?
Гунган прекратил скакать и внимательно посмотрел на джедая, с трудом пытаясь придать добродушной губастой физиономии хотя бы видимость серьезного выражения.
— Она ждет ваша. Ани! Моя не верит! — он еще разок подскочил на месте, покосился на Кеноби, схватил Анакина за руку и поволок за собой.
Оби-Ван прибавил шагу, чтобы не отстать.
Апартаменты сенатора были обставлены изящно: удобные мягкие кресла и диван были расставлены по кругу, на стенах висели картины. По одну сторону от дивана стоял молодой человек в сине-коричневой униформе капитана дворцовой стражи Набу, с другой — девушка в платье горничной.
Анакина они не интересовали. Его взгляд был прикован к той, что сидела на самом диване, и только к ней. Радовало, что она была все так же красива, какой он ее запомнил. Взгляд жадно скользил по тонкой фигуре, по складкам черно-пурпурного платья, по темным волосам, уложенным в высокую корону. Больше всего на свете хотелось распустить эти длинные волосы, потому что так — лучше. Он, наверное, вечность мог смотреть на нее. Просто сидеть и смотреть. Ну, наверное, еще прикоснуться к ее губам…
Анакин прикрыл глаза и втянул воздух. В комнате пахло цветами, духами и спелыми фруктами. А еще — Падме. Анакин порадовался, что запомнил ее запах.
Потребовался каждый кусочек самообладания, чтобы сделать несколько неторопливых и сдержанных шагов позади Кеноби. И не оказаться возле Падме раньше учителя. И, что самое странное, для того чтобы передвигать ноги, тоже требовалось неимоверное усилие. Даже для того, чтобы просто перешагнуть через порог.
