модель, то ли просто играл в очередную виртуальную игру.
Сидящий у мониторов, перебирающий пальцами четырёх рук по сенсорным панелям, Веструс являл собой типичного гомункула-учёного Коморры, хотя уже несколько лет таковым не являлся. Он был болезненно худ, и его "родное", биологическое тело, составляло от силы, треть его естества. Остальное было чем-то вроде биомашины, снабжённое дополнительными механизмами на сложнейших нейронных сетях, усиленное и усовершенствованное. Всю нижнюю часть его тонкого, угловатого лица закрывала массивная маска, к которой тянулись многочисленные проводки и трубки. В левую часть его головы была вживлена изящная конструкция с мини-компьютером, позволявшим ему больше и лучше воспринимать и хранить информацию.
Веструс подавал большие надежды, но, так же, оказалось, что у него свои соображения о том, что такое хорошо, а что такое плохо, и что именно доставляет ему удовольствие, а что — нет. Помнится, в их ковене был один очень жестокий тип, получавший огромное наслаждение от издевательств над детёнышами других, младших рас: особенно людей. Его жуткие эксперименты пришлись Веструсу очень не по душе, и он каким-то образом перепрограммировал Талос того самого гомункула. В итоге пыточная машина где-то неделю кромсала своего же создателя и никто — ВООБЩЕ НИКТО! — не мог ничего сделать. Аваллах знал эту историю, но считал её байкой. Однако, звучала она до дрожи в коленях правдиво. С одной стороны, с таким другом как за каменной стеной. А с другой — лучше его не злить. Впрочем, насчёт последнего — наверное, — можно было не волноваться. Веструс разделял убеждения Аваллаха.
— Кажется, ты всегда любил золотую осень, — улыбнулся Аваллах.
— Нет, — раздался голос из динамика. Веструс обернулся. Золотистые глаза над маской хитро улыбались. Одной из четырёх — кажется, настоящей, — рук, он провёл по гладко выбритому черепу. — Осень любишь ты, мне больше по душе поздняя весна.
Учёный встал навстречу другу и, пожав друг другу руки, они крепко обнялись.
— Ну что, как успехи? — спросил Веструс.
— Посмотри, — Аваллах подбородком указал на один из экранов.
Гомункул хмыкнул и коснулся одной из сенсорных панелей.
Перед ними показалась идиллическая картинка — Аваллах невольно залюбовался ею, и в сердце его шевельнулось что-то, чему он не мог подобрать слов, и чего не мог объяснить, и единственным ощущением в этой палитре, которое он знал хорошо, была зависть, но иная, более светлая, более отдающая тоской по чему-то такому, что он хотел иметь, но никогда не имел. Идриэль сидела под сенью огромного дерева с кривым стволом и раскидистой кроной, с длинными узловатыми ветвями. Рядом с ней сидела черноволосая женщина из Эльдар, а на коленях Идриэли сидел черноволосый мальчик, сын черноволосой. Все трое были очень рады друг друга видеть, и женщина что-то с жаром рассказывала Идриэли, а та лишь изумлённо покачивала головой, слушая рассказ женщины.
— Готов поспорить, что говорят о тебе, — сказал Веструс. — Да, глаз у тебя не дурак, самую красотку выбрал.
— Да ну тебя! — отмахнулся Аваллах. — Нашёл время! Ты мне лучше вот что скажи, всё ли готово?
— Конечно, — ответил бывший учёный Коморры, — Уже два дня назад я договорился с пилотом, он всё исполнит быстро, и пассажиров доставит куда надо в целости и сохранности.
— А, всё же, поверят ли наши светлые собратья? Вдруг, они откроют огонь раньше, чем мы слово успеем сказать? — стараясь говорить как можно спокойнее, поинтересовался Аваллах. — Вполне возможно, что они решат, что это наша очередная хитрость.
— И им трудно вменить это в вину, — пожал плечами Веструс. — Да, такая вероятность есть. И она довольно велика.
Аваллах замолчал.
— Что предлагаешь? — спросил он.
Гомункул хмыкнул.
— Вообще, я бы послал весточку-предупреждение, — задумчиво проговорил он. — Конечно, надо быть наивным дураком, чтобы верить в то, что после этого нам сразу же поверят, но…
Он выгнул бровь, придав лицу напряжённо-задумчивое выражение:
— По крайней мере, что нас сразу не поджарят в потоках плазмы и не изрешетят, открыв огонь из всех орудий.
Аваллах покивал:
— У меня были те же самые мысли. Только, если мы попробуем передать сообщение, нас засекут шпионы Векта. Или Кархаллаэля, тут без разницы.
Веструс откинулся в кресле, заложив одну пару рук за голову, а другую, сплетя пальцы, сложил на тощем, затянутом в кожаный комбинезон, животе.
— Не засекут, если как следует зашифровать, — беззаботно сказал гомункул.
— Что значит, как следует? — выгнул бровь Аваллах. — У Кархаллаэля, а тем более, у Векта, не идиоты сидят.
— Правильно, — согласился Веструс, кивнув. — Однако, даже самые блестящие профессионалы, случается, ошибаются. Тут мы им поможем. Я создам ложный адрес, по которому пойдёт письмо с выгодной сделкой — ты согласишься на щедрое предложение, которое тебе поступит от имени твоей конкурентки, Диары. Она предложит тебе хорошую цену за твоих рабов, особенно…эхем…за молодых девушек.
— Откуда ты знаешь, что она обратится ко мне? — поинтересовался Аваллах.
— Знаю, поверь, — в голосе гомункула ощутилась улыбка. — Я помню, как она зарилась на твою красотку. — Гомункул подбородком указал на экран, на котором Идриэль играла с маленьким сыном черноволосой женщины. — Ты расказывал. Так вот, я сделал так, чтобы она узнала, что ты хотел бы упрочить своё положение и даже начать игру на повышение. И для этого ты хочешь использовать эту рыженькую красавицу. Ты попользовал…слушай, ну извини за мой лексикон!..в общем, ты её подлатал, и она как новенькая, так что, товар того стоит.
— И каким образом ты это всё сделал? — поинтересовался Аваллах.
— Знаешь, я тут параллельно работал над собственным голографическим преобразователем. — В голосе гомункула почувствовалась нотка хвастовства и гордости за себя. — И, вот, что у меня получилось.
С этими словами, он сделал быстрое движение запястьем, и — раз! — на кресле перед Аваллахом оказался…он сам! Как будто он в зеркало смотрелся. Худое, изящное, подтянутое тело, затянутое в чёрную кожу и воронёную сталь. Высокие, гибкие сапоги, застёгивающиеся на ремни с воронёными пряжками. Тонкое лицо с острым подбородком и высокими скулами, напоминающее заточенный клинок, с резкими чертами и тонкими губами, кривящимися в насмешливой улыбке. Белизна кожи изысканно контрастировала с чёрной смолью волос. Ломаные брови чуть сведены в выражении спокойной сосредоточенности и настороженности. В синих, с фиалковым оттенком глазах пляшут колючие огоньки.
— Ну, как? — спросил Веструс.
— Я…
— Да, это ты, — самодовольно улыбнулся гомункул. — А это — она. Движение — и перед Аваллахом уже скромно, целомудренно сдвинув изящные колени, сидела Идриэль, положив на обнажённые бёдра, чуть прикрытые тёмно-зелёной тканью платья, маленькие, обманчиво-хрупкие ладошки.
— Или, вот, — Веструс снова двинул ладонью, и перед Аваллахом, вальяжно развалившись на кресле, уже сидел Кархаллаэль. Болезненно худой, беловолосый и голубоглазый, с тонкими
