прочла, от этих слов веяло надеждой на возрождение и освобождение такой силой и таким жаром, что она невольно прониклась и почувствовала, что тоже захвачена ими.
Как странно и непонятно всё это! Она была в замешательстве. Она не знала, что думать. Но продолжила читать. Лист за листком, страницу за страницей.
Боль рождает ненависть. Ненависть питает разрушение. Ненавистью не откупиться, её сила призрачна и мнима. Как…взрыв. Мощный и яркий, за которым идёт спад и угасание до нового взрыва.
Она читала и читала. До тех пор пока не услышала, как с шипением отворяется входная дверь, и знакомый голос проговорил с порога:
— Не скучала?
Она торопливо погасила манускрипт, надеясь, что положила его так, как он лежал и пошла встречать своего нового знакомого.
Он как раз снимал пояс с оружием и лёгкие доспехи.
Она встала рядом с ним.
Аваллах снимал комбинезон, так же снова оставшись в чём мать родила. И ни капельки не смущался. На этот раз, эльдарка не отвела взгляда. Похоже, её ненависть начала таять как запоздалый снег под лучами солнца совершенно новых, непривычных чувств.
— Что ты так на меня смотришь? — Аваллах надел лёгкий домашний костюм. — Случилось что нового?
Эльдарка решилась:
— Меня зовут Идриэль, — тихо сказала она, ненавидя себя и надеясь, что её голос не дрогнул.
— Скоро мы будем на месте, — сказал Аваллах, выглянув в иллюминатор, а затем, присел рядом с Идриэлью. И добавил так, чтобы слышала только она: — Ты какая-то напряжённая.
Эльдарка бросила на него быстрый взгляд. То ли не почувствовала в его словах доли лёгкой дружеской и ободряющей иронии, то ли просто пропустила мимо ушей его замечание и сделала вид, что ей всё равно.
Они были на борту лёгкого антигравитационного корабля, скользящего над нижними уровнями Коморры. За бронированными стёклами иллюминаторов мелькали острые шпили, тонкие башни, минареты и обелиски, извивы украшенных шипами, точно коронами, аркад, издалека напоминающих изгибаюшихся и извивающихся змей с острыми гребнями и хребтами. Они переливались оттенками зелёного, лилового, льдисто голубого и золотистого. Эбеновый блестящий мрамор отражал огненные сполохи тяжёлого, тёмного неба. Антигравитационный корабль шёл быстро и мягко, рассекая пространство своми тонким, обтекаемым корпусом. Тихо и мерно гудели его двигатели. Под ногами пол, начищенный до блеска, словно вибрировал. У стен салона корабля располагались изящные лавки с поручнями, на которых сидели мужчины и женщины. Мужчины были затянуты в черные кожаные костюмы, подчёркивающие их стройные фигуры с тонкими, точёными мышцами. Металлические вставки брони подчёркивали рельеф грудной клетки, пресса, мускулатуры рук и ног. На поясах разной степени роскошности и изящества, висели цепочки с тонкими, искусно выделанными крюками, а так же ножны с короткими клинками и кобуры с пистолями. Их тонкие лица были похожи на угрюмые, восковые маски, чья мрачность портила естественную красоту и очарование расы эльдар. Каждый был погружён в свои — вряд ли радостные, — мысли. За исключением одного. Рыжего, выбритого почти налысо с одной стороны, и обросшего буйной огненной гривой с другой. Его тонкие губы кривились в плотоядной ухмылке, когда взгляд его тёмно-синих, словно горящих изнутри глаз, изучал Идриэль. Поначалу Аваллах решил не обращать на это внимание, но в какой-то момент наглость эльдара окончательно вывела его из себя, и он нарочно дёрнул за цепь ошейника, надетого на Идриэль, привлекая её ближе к себе, и чуть высвободил один из клинков, с вызовом глянув на рыжего. Тот, встретившись взглядом с Аваллахом, попытался дерзко и достойно ответить на него. Такое бывало. Аваллах почувствовал ледяной огонь ненависти и азарта в глазах парня — он был моложе, а следовательно, не обременён особым интеллектом. Молодняк всегда считает, что им всё по плечу, повинуясь принципу слабоумия и отваги. Когда-то и Аваллах был таким. До тех пор пока не наполучал живительных фонарей и зуботычин, заставивших научиться использовать серое вещество в черепной коробке, дабы жизнь его не оборвалась столь быстро в какой-нибудь идиотской драке по идиотскому поводу, и матери не пришлось бы пляской клинков доказывать, как порой опасно трогать маленьких мальчиков, гуляющих одних по городу. Особенно, если они дети одной из Ведьм, не последней в своём роде. Правда, за такие проявления удали и мужества мама могла выдрать ремнём по жопе так, что он потом неделю сидеть не мог. Хотя и посматривала на него с плохо скрываемой гордостью. А потом Аваллах вырос, мамы больше не было, и теперь он уже сам выступал в роли жёсткого воспитателя подрастающего поколения. И даже хватался за любую возможность преподать хороший урок очередному обнаглевшему сопляку. И не только. В начале был вызов взглядом — два будущих противника испытывают волю друг друга глядя прямо в глаза — это продолжается недолго. Если они выдерживали взгляд, принимая вызов, в ход шли слова — обмен колкостями, перебранка, — а затем, в дело вступали осколочные пистоли и клинки. Обычно Аваллах заканичвал всё быстро — пара ударов в лицо сопляка, надёжно сбивающих его с ног. Или, если дело серьёзно, и в ход шли клинки, один точный удар рассекал артерии противников. Если, конечно, ему не хотелось поиграть. Но часто всё, заканчивалось так же, как и сейчас. Противник нехотя и с досадой признавал силу Аваллаха, отводил взгляд и делал вид, что больше его не замечает. В любой другой раз, Аваллах не отказал бы себе в некотором удовольствии продолжить знакомство, бросил бы в адрес наглеца пару смачных оскорблений, вызвал бы драку и перерезал бы ему горло, предварительно оставив на шкуре противника ещё несколько надрезов. Но, не сейчас. С ним была Идриэль. И он не хотел подвергать её опасности.
Женщины, были одеты куда более нескромно. Идриэль украдкой изучала их, и поминутно краснела. Их наряды представляли собой бронированные, гибкие корсеты, с глубоким декольте, подчёркивающие полноту и упругость груди. В то же время, подобно кирасе, они закрывали корпус, и дополнялись остроконечными наплечниками. Их тонкие, аристократически изящные руки закрывались наручами с узорами из серебристого металла и лезвиями по бокам. На поясах, так же висели украшения, в виде серебристых цепочек с крюками, соблазнительно подчёркивая обнажённость бёдер, клинки и пистоли. На длинных юбках красовались глубокие разрезы, в самых неожиданных местах, либо же одежду дам составлял лишь глухая обтягивающая куртка-корсет, затягивающая почти всё выше пояса, а ниже были только высокие сапоги до верха обнажённых бёдер, да пояс с оружием. Тёмная ткань тонких трусиков охватывала восхитительное нечто, оставляя на зависть соперницам и на распускание слюнек потенциальным избранникам восхитительные
