ее из петель мне не пришлось, так как контейнер был вообще не заперт.
Принимаю сидячее положение, озираюсь по сторонам.
Я нахожусь в большой комнате, перегороженной стеклянной стеной, и с одного взгляда понято, что стекло армированное и пулестойкое. Дверь — двойная, типа шлюза. В комнате только стол и два стула, а за стеклом…
— Привет, Владислав, — спокойно сказала женщина лет сорока, в очках и деловом костюме. — Как самочувствие?
Рядом с ней еще двое, тоже в костюмах, один тощий, другой толстый. Один с планшетом, другой с блокнотом. И нет, наверное, это не итальянская мафия, потому что тощий — японец.
Я встал, подвигал плечами и шеей — вроде, ничего не сломано, а мелкие побои уже зажили. Перешагнул через стенку контейнера и сел на стул.
— Нужно что-нибудь? Еда, напитки, медикаменты? — попыталась продолжать знакомство «очкастая».
Я развернул кресло так, чтобы сидеть к ней профилем, забросил ноги на стол и попытался задремать: да, это надолго. Эти, видимо, будут поумнее дона Луиджи, и их не поджимает время, а стекло мне, судя по всему, не пробить.
— Владислав, с чем связано твое нежелание общаться? — не унималась женщина.
Я мысленно проанализировал некоторые моменты: это явно правительственная организация. Они обустроили засаду возле моего дома с участием кучи народа, там были десятки людей. Если речь о внучке дона, то она вломилась в мой дом с намерением убить меня и смотаться до приезда полиции, это все просто.
Но вот эти ребята должны были меня взять живым и увезти. То есть, не получится такое провернуть под носом у копов, а значит, у них на копов должна быть управа. Например, особые полномочия.
Да, вот это уже всерьез. Мое существование больше не секрет, потому что информация уже полетела по проводам во все стороны — в Вашингтон, в ФБР, в АНБ, в ЦРУ или хрен знает куда еще. И даже если я перебью всех, кто участвовал в моей поимке, это все равно не поможет, заставить мир забыть о моем существовании уже не получится. То есть, даже если я выберусь отсюда — скрываться далее будет куда сложнее, чем раньше. При этом я все еще не понимаю, как они на меня вышли. Слил информацию крот из «семьи»? Да нет, несерьезно. Если информатор заявит о вампире — ну кто ж ему поверит?
— … Владислав?
Ладно, придется с ней пообщаться, чтобы как-то выведать, каким именно образом они на меня вышли. Хотя я себя не обманываю: мне вряд ли удастся от них сбежать.
Чуть поворачиваю голову:
— Ну?
— Наконец-то. У нас к тебе важный разговор, но ты, наверное, и сам это понял.
— Зачем?
Это ставит ее в тупик:
— Что — зачем?
— Зачем мне с вами общаться? У нас нет тем, интересных одновременно и вам, и мне.
Тут впервые подал голос упитанный:
— Владислав, а тебя сейчас совершенно ничто не беспокоит?
Интересно он формулирует вопрос «ты что, совсем не боишься?»…
— А должно? Когда-то это должно было случиться. Вы выиграли, мы проиграли. Рано или поздно все должно было прийти вот к этому.
— Мы? — переспросил тощий.
— Мы. Я и мне подобные. Мы уже давно проиграли борьбу за выживание, тысячи лет назад. Это была игра в одни ворота, по сути, мы слишком сильно поддавались и теперь я — последний. Так что не вижу смысла о чем-то договариваться, давайте переходить сразу к следующему пункту.
— Погоди, Владислав, — сказала женщина. — Ты имеешь в виду, что являешься представителем вида, отличного от человеческого, и никогда не был человеком?
— Именно. Надеюсь, теперь вы не станете просить у меня вечной жизни? А то за последние три тысячи лет меня этой просьбой малость подзадолбали.
Женщина повернулась к пухлому и с ноткой самодовольства произнесла:
— Ну и кто был прав?
Вот тут уже я удивился.
— Так ты наперед об этом догадалась? Но откуда⁈
Она улыбнулась:
— А, так тебе все-таки что-то нужно, пусть даже всего лишь ответ на этот вопрос. Чем не повод для диалога?
Я вздохнул.
— Не вижу смысла все равно. На свете нет и никогда не было ничего более жалкого, чем хищник, пытающийся договориться с едой. Это унизительно. А с вашей стороны еще и очень глупо, ведь вы же должны понимать, что как только нас не будет разделять бронестекло — все предыдущие договоры утратят силу.
— Вполне резонно, — сказала женщина.
Она встала, взяла со стола папку, подошла к двойной двери и своей ид-картой отперла магнитный замок.
— Мне кажется, это плохая идея, — забеспокоился толстый.
— Посмотрим, — сказала та.
Как только внешняя дверь за ней закрылась, она открыла внутреннюю и вошла внутрь, к моему удивлению.
— Ты, должно быть, кастрировала Чака Норриса, — сказал я.
— М-м-м… не поняла?
— Где еще ты могла достать пару настолько крепких яиц, чтобы добровольно войти в клетку к хищнику-людоеду? Есть еще вариант со слабоумием, но если ты догадалась каким-то образом, кто я такой, то это не тот вариант.
Она подошла к столу, положила свою папку и села напротив.
— Да нет, Чак Норрис в полном порядке. У тебя дома холодильник забит мясом, и это все свинина и говядина. Еще ты ходишь в школу днем и встречаешься с кучей девушек вечерами, то есть всегда на виду. С того времени, как ты появился в этом городе, ни тут, ни в округе не пропадали люди. Ты не ешь человечину, Владислав, и сам намного человечнее, чем пытаешься казаться.
Я усмехнулся.
— Я кажусь тебе человечнее, чем я есть. Мимикрия во всей своей красе. Мои предки миллионы лет приспосабливались к тому, чтобы притворяться твоими предками и охотиться на них, и я сам достиг в этом вершин мастерства. Просто относительно недавно вы придумали деньги и мясные лавки, это сделало охоту гораздо менее рациональным способом добычи пропитания.
— А разве это не есть критерий человечности и цивилизованности? — улыбнулась она. — В общем, меня зовут Ева Леринц, и теперь, когда нас не разделяет бронестекло, мы можем поговорить о важных вещах?
— Смотря о каких именно. И все же, как вы меня нашли? Навела мафия?
Ева кивнула:
— Вроде того, хоть и не прямо. У нас свои люди среди судмедэкспертов по всей стране,
