разоблачение тайных недоброжелателей, - которые, впрочем, тайными быть уже перестали, - и не считая планов по захвату власти. А времени у них в запасе катастрофически мало. Эва Сабиния говорит, что император протянет не больше года. И это при том, что Жемчужная Женщина делает для него все, что только в ее силах, а сил этих, между прочим, у нее немерено. Вот и считаем. В лучшем случае у них есть где-то двенадцать месяцев на все про все: и военную силу негласно сформировать, — вот тут рекруты из России были бы крайне востребованы, - и союзников найти, и свою голову на плечах сохранить.
«Да, придется попотеть, - резюмировала Габи, отметив мимоходом пару оригинальных идей, возникших у нее по какой-то кривой ассоциации. – Впрочем, игра стоит свеч, разве нет?»
***
В Петербург отправились только через три дня, и не прямо, а снова же через Хибины, где Габи привычно уже подключилась к спутнику, чтобы выяснить, что там и как в Северной Пальмире. По местному календарю здесь, в России все еще длилась та самая ночь, когда им всем пришлось спасаться бегством. Поэтому первым делом Вероника созвонилась со своим дальним родственником, который никаким боком не был связан ни с ней, - а вернее, с ее «колдунством», - ни с Максимом Сувориным. Родственник оказался, и в самом деле, очень дальним, причем, во всех отношениях, потому что даже не сразу понял, кто это беспокоит его в столь поздний час. То есть, сначала на той стороне ответил начальник охраны этого господина, что многое могло сказать о родственнике госпожи Акиньшиной. И, разумеется, глава секьюрити наотрез отказался соединять с шефом неизвестную ему лично девушку, потому что, во-первых, номер телефона не опознается, а, во-вторых, и в-третьих, никакой Вероники Акиньшиной в списке контактов его босса не числится. И все это, не считая того факта, что приличные люди в два часа ночи серьезному человеку на дом не звонят. Бодались долго, - пять звонков с разницей в минуту-две, - но Вероника – девушка упорная: дожала болезного, и служивый отправился будить шефа с сообщением, что внучка некоего Иван Палыча настоятельно просит поговорить с ним прямо сейчас, хотя, вроде бы, и не пьяная. Вот после этого, к разговору подключился уже сам господин «дальний родственник», но и ему потребовалось не менее пяти минут, чтобы после долгих и довольно-таки путанных объяснений вспомнить наконец, кто таков и кем ему приходится этот самый Иван Палыч. И уже тогда, собственно, и состоялся столь важный для беженцев разговор.
Вероника объяснила, что попала в переплет. Собиралась, дескать, к друзьям в гости, а там, извините за выражение «шмон и облава», и дядьку ее родного, Максима Суворина, у которого она, собственно, и живет, похоже, тоже за грудки взяли. И хотя никакой особой вины она за собой не знает, - да и не с чего, кажется, в ее-то нежном возрасте, - домой идти боязно. Да и звонить по телефону кому-то из близких страшновато. А ну как заметут? Иди потом доказывай властям, что виноват лишь в неправильном выборе знакомых и родственников. Как ни странно, собеседник, хоть и не поверил в этот очевидный бред, но помочь, тем не менее, согласился и даже обещал прислать за Акиньшиной машину. Вопрос, куда?
- К новому зданию Публичной библиотеки, - предложила Вероника. – Это, если знаете, на Московском проспекте напротив парка Победы…
Собеседник, по-видимому, удивился таким подробностям, поскольку был местным и, разумеется, знал, где и что в Питере находится, тем более, если речь о Московском проспекте, по которому он всю жизнь ездит в аэропорт Пулково и обратно. Ну, это Вероника им уже позже рассказала. По ходу же разговора, она просто извинилась за свой излишний педантизм и объяснила, что «все это от нервов». Но нервы нервами, не забыла все-таки уточнить, что машина нужна большая, потому что их, вообще-то, шестеро. На этом месте любой другой послал бы собеседницу куда-нибудь подальше, но Виктор Михайлович Чертков, напротив, заинтересовался, — это что же за друзья у нее такие, что приходится просить о помощи практически чужого и уж точно, что незнакомого ей лично человека, - и сразу же пообещал прислать за компанией минивэн.
Тут все участники случайногохеппенинга вздохнули с облегчением и через сорок минут уже подходили к месту встречи на углу Московского проспекта и Бассейной улицы со стороны библиотеки. Там их и подобрал еще через полчаса минивэн, посланный Чертковым. Конечно, топтаться вшестером на пустой ночной улице то еще удовольствие, но не прятаться же, в самом деле, в парковых тенях или в какой-нибудь подворотне, которую к тому же иди еще найди в этой части города. Габи, прямо сказать, эта часть приключения, как здесь говорят, «не зашла от слова совсем», но приходилось терпеть, не говоря уже о том, что обеспечивать безопасность всей этой молодежи должны были они с Трисом. Только у них двоих достало бы магии отбиться от полицейского патруля или еще кого, если вдруг привяжутся. Но Марс-отец щитом прикрыл, и они без происшествий добрались до места назначения, которым оказалась небольшая «ведомственная», - так им сказал сопровождавший, - гостиница, расположившаяся в неприметном трехэтажном особнячке старой постройки. Туда их всех и заселили «до выяснения», как выразился человек из охраны господина Черткова. Ну, а выяснять взялись уже утром, после водных процедур и плотного завтрака, когда Веронику вежливо пригласили побеседовать с Самим.
- А можно, со мной подруга поедет? – жалобно взглянув на Габи, попросила Вероника.
- Боитесь? – хладнокровно поинтересовался секьюрити. – Тогда, может быть, лучше друга?
- Нет, спасибо, - с облегчением выдохнула девушка. – Габи меня вполне устроит.
- Тогда, поехали! – предложил серьезного вида мужчина, и, загрузившись во внедорожник с тонированными стеклами, они отправились на встречу с господином Чертковым.
В принципе, Габи еще с прошлого раза знала, что Вероника Акиньшина – птица высокого полета. Кто-то вроде местной принцессы из влиятельной фамилии. Дочь герцога или графа, если судить по опыту империи. Только у франков это была природная аристократия, а здесь, в России – финансово-политическая. И еще один момент, в этом мире было очень мало магии, поэтому ее вообще в расчет не принимали. Но то, что речь идет об элите, сомнений не вызывало. Вот даже дальний родственник, - буквально седьмая вода на киселе, - и тот оказался человеком того же рода, что знакомый уже Габи Максим
