Все девушки тут же обратили на него внимание.
И если сероглазая монахиня принялась с ним беседовать, то девушка с золотыми волосами и метлой лишь глянула на него искоса, убедилась, что ничего чрезвычайно срочного или важного не произошло, и принялась и дальше заниматься своими делами.
[Сергей: …]
[Тава: ...]
[Фильками: Ты какими судьбами здесь, Тава?]
[Тава: П-п-пришёл помолиться.]
[Филька: Господи, да что ты трясёшься? Успокойся, здесь все свои.]
Парень подошёл вплотную к аптапаро и сильно хлопнул его по спине.
[Филька: Знакомься, это Циллиана, а та, кто убирается, Бернадет.]
[Тава: А я Т-т-тавагото… П-п-приятно познакомиться.]
[Филька: …]
[Циллиана: Сколько могил уже вскопано, Филимон?]
[Филька: Всего четыре, как и всегда. В любом случае, нас финансируют, да и бизнес Кацо, наконец, поправился, так что от голода не умрём.]
[Циллиана: Вместе с той картошкой, что мы получили на двоих с матушкой да ещё и с твоей долью – зима нам не страшна.]
[Филька: Это да… Как там кстати она поживает?]
[Циллиана: Матушка всё лежит в келье… Столько времени прошло, а она всё никак не может поверить, что наш дом развалился. Мама провела там всю свою жизнь.]
[Филька: Ну ничего… Авось к зиме как раз оклемается…]
[Циллиана: Надеюсь…]
[Филька: …]
[Циллиана: …]
[Филька: Бернадет, а у тебя как дела?]
[Бернадет: Убираюсь, какие тут могут быть дела?]
[Филька: Не знаю, мало ли там случилось что…]
[Бернадет: Здесь, в четырёх стенах, разве что листик залетает.]
[Филька: Мммм… Не ходили сегодня за Максом?]
[Бернадет: Боюсь… Мы уже не сможем никак его вытащить… Его охраняет он.]
[Филька: Он… В таком случае… Нам, и правда, остаётся лишь рассчитывать на лучшее…]
[Бернадет: …]
[Филька: Макс сильный… Он сильнее каждого из нас… Я верю, что он выдержит это…]
[Бернадет: …]
[Филька: …]
[Бернадет: Я… Я тоже верю…]
Лицо девушки преобразилось. Прежнее равнодушие – на самом деле, оно скрывало глубокую печаль и скорбь. Её тонкие брови скосились, глаза опустились, а нежная кожа будто слегка побледнела.
Лоб сморщился, а ярко-голубые очи потускнели, чуть ли не посерев. В мгновение ока, но девушка успел постареть лет на 10, настолько печальное выражение лица у неё было.
Увидев это, зверолюд… Ему стало жалко её…
[Тава: …]
Но почему? Он даже не знал её, не понимал, в чём состоялось её горе, но всего один взгляд – и он тут же проникся к ней жалостью… Большей, чем к себе…
[Тава: …]
В этот момент аптапаро прозрел....
Это было так просто, так легко и удобно....
Чтобы не беспокоиться о себе, надо было беспокоиться о ком-то другом. Вместо того, чтобы переживать собственные страдания, надо было разделять чужие.
[Тава: …]
Возможно, именно поэтому он чувствовал себя так плохо в тот день, когда его ребёнка умертвили.
Это была первая вещь в этом бренном мире, которую ему было жалко.
Будучи выродком, неудачником и изгоем… У Тавагото просто не было повода кого-то жалеть, но теперь…
Он не знал, почему это случилось… Он знал только одно…
Из его сердце скрылась вся тоска и потрясения, ужас и разочарования....
Нет, они не исчезли, они просто залегли на дно под весом тяжёлого сочувствия к этой золотоволосой девушке, чьё невероятно милое лицо настолько преобразилось от неизвестного горя.
[Сергей: ...]
[Филька: Циллиана, не видела кстати Кацо?]
[Циллиана: Вроде бы он в поместье Амбьердетчев. Говорят, что их новый глава крайне падок до всяких магических безделушек.]
[Филька: Новый Амбьердетч…]
[Циллиана: Он хороший человек… По крайней мере, так говорят люди.]
[Филька: Понятно… Можно будет попробовать записаться к нему на службу…]
[Циллиана: …?]
[Филька: Ну… Зимой могилы копать бесполезно, да и трупы, в основном, закончились… К тому же ещё и вчерашний закон… Надо будет найти другие методы заработка.]
[Циллиана: Почему же именно Амбьердетч?]
[Филька: Наверняка, ему нужны собственные люди, а не оставшиеся пешки его предшественника… По крайней мере, мне так кажется.]
[Циллиана: Хм….. Ну, попробовать стоит.]
[Тава: А п-п-почему бы не наняться работать во дворец?]
Зверолюд неожиданно встрял в разговор, о чём тут же пожалел, прикрыв рот руками.
[Сергей: …
[Филька: Мы… Не ходим во дворец.]
[Бернадет: Да, туда нам дорога закрыта.]
[Тава: А…]
Аптапаро уже хотел спросить почему, но чувство такта и, не поверите, страх остановили его, и он заткнулся, не успев толком ничего сказать.
[Сергей: …]
[Филька: …]
[Бернадет: …]
[Циллиана: …]
Посде этого наступило неловкое молчание, и Филька попросту развернулся и ушёл, Циллиана двинулась в другой коридор, а Бернадет, слегка вздохнув и сделав своё прежнее молодое и равнодушное лицо, продолжила подметать белокаменные полы.
В зале осталось только два человека: растерянный аптапаро, глупо оставшийся один посреди маленькой залы и…
Пара матово-чёрных глаз, взирающих откуда-то со стороны…
***
Наконец, Тавагото остался один в своей комнате.
Вода в тазике уже была холодной, а полотенца так и не высохли, валяясь на полу, так что мыться было бесполезно.
Зверолюд сначала даже опешил, не понимая, что ему делать, но в итоге он просто разделся и лёг под одеяло.
За окном уже было темно, луны почти не было видно из-за нависающих жирных туч, а ветер всё также неугомонно метался по влажной земле.
[Тава: …]
Аптапаро лишь лежал и смотрел в потолок.
Он не чувствовал страха.
Он не чувствовал смятения.
Он не чувствовал обречённости.
[Тава: …]
Разорванные тела, казнённые аптапаро – всё это сменилось мягким голоском сероглазой Циллианы, чьи зубы так по-милому глупо торчали из-под губы, спокойным и таким родным голосом Фильки и…
[Тава: …]
Зверолюд снова не мог заснуть.
Перед его глазами раз за разом всплывал этот полный печали и боли взгляд…
Он не давал ему покоя, царапая его и без того уже довольно истормашённый разум.
И казалось бы…
[Тава: К чему это?...]
[Тава: …]
Уже наступило утро самого обычного будня. За окном прелым обручем вздымалось солнце, да поплескивались в его лучах сверкающие лужицы.
[Тава: Ммм…]
Зверолюд сидел на первом этаже гостиницы. Перед его лицом испускала приятный аромат перемешанная бело-жёлтая яичница. Рядом стоял тёпленький тёмно-розоватый кисель с крохотной пенкой.
Аптапаро, попробовав один раз болтунью от здешнего лысого корчмаря, твёрдо для себя решил, что одной ей он по утрам питаться и будет. Он боялся всяких экспериментов или нововведений в рационе – они были рискованны как в финансовом, так и в эстетическом плане, так что по ужинам у него тоже была
