— Так мы что теперь, евреи? — спросил Иван. Почему-то сейчас это показалось ему самым смешным.
— Ваня!
— Молчу, молчу.
— Другими словами, — подвёл итог Постышев. — Мы имеем дело… с кем?
— Это не коммунисты, — сказал Водяник.
* * *
— Может, японцы и остались в живых. Если Японию не смыло цунами, — сказал адмиральский. — У них метро покруче нашего будет. Только не знаю, рассчитано ли оно на ядерную войну. В Токио, например, метро просто огромное, куда там московскому. Станций двести или триста, представляете? Может, до сих пор узкоглазые под землей живут. Техника у них была ого-го, куда там Техноложке. — «адмиральский» помедлил. — А, может, давно утонули. У них в Японии это запросто…
— Как и у нас, — Сазонов улыбнулся. Почему бы и нет, раз вокруг одни придурки. Мы ему, значит про генератор, а он нам про Японию. Отлично. Просто отлично.
Над блокпостом Адмиралтейской нависала чернильная сырая темень, отгоняемая лучами двух фонарей-миллионников, резавших её, как сыр. Богатая станция Адмиралтейская, раз может себе такое позволить. «Адмиральцы» вообще в последнее время поднялись, куда там «Ваське». Хотя вроде бы в одном Альянсе состоим, а глядишь ты…
Карбидка горела ровным жёлтым светом. Совсем не хотелось опять вставать и топать в сырую тёмноту тоннеля. Век бы так сидел и слушал байки про токийское метро. И смотрел на воду. Тоннель опускался здесь по углом сорок тысячных вниз, затем надламывался и шёл практически горизонтально — до Адмиралтейской и чуть дальше ровный участок — потом опять уходил вверх. Сто пятнадцать метров, самая глубокая станция в мире. Треть пути до неё нужно добираться вплавь — на лодках. Блокпост перед Адмиралтейской служил заодно и речным портом.
Параллельный тоннель примерно такой же, как этот, но перекрыт гермой. В прошлый раз договаривались вроде бы его открыть, но так и не договорились. Бывает. Главное, непонятно, чего они боятся. Что Василеостровская начнет контрабандой поставлять мясо морских свинок в ресторанчики Гостиного двора и Садовой-Сенной? Хмм. Сазонов усмехнулся. В принципе, неплохая идея — альянс-альянсом, но пошлины за свинину «адмиральцы» дерут неслабую…
Только Адмиралтейскую всё равно не обойдешь.
— Значит, никого не видели? — уточнил он ещё раз. Старший дозора покачал головой.
Не видели. Не знаем. Точно не было.
— Извините, мужики, — сказал старший адмиральцев. Почесал затылок, поставил чайник на спиртовку. Чайник был помятый и покореженный, старый — чего нельзя было сказать про самого старшего. — Сейчас чай будем пить.
Пижоны.
Снаряжение адмиральцев радовало глаз и заставляло бледнеть от зависти — добротные камуфляжи и разгрузки, хорошие ботинки. И самое главное — оружие. У старшего дозора Сазонов заметил «кольт-питон», вороненый, с длинным стволом. Рукоять из чёрной резины по форме пальцев.
У одного «костыль» (АК-103 со складным прикладом), у другого «сайга» — автоматический дробовик, у третьего английская болтовая винтовка. Хорошее у них снаряжение — всё заводское, почти новое — видно, а ведь простые бойцы. Или не простые? На Василеостровской даже диггеры снаряжены гораздо хуже. А на Адмиралтейской это в порядке вещей…
Буржуи.
Cазонов поморщился. Завидовать глупо. Особенно чужому богатству. Он никогда, насколько себя помнил, не завидовал вещам (кроме, пожалуй, оружия) или чужому достатку. Никогда и никому. Обойдетесь. А адмиралец с «питоном»… Сазонов усмехнулся. Вот встанем на двадцать шагов и пусть попробует выстоять против моего старенького «нагана».
Никогда и никому я не завидовал, подумал Сазонов с каким-то жестоким чувством. Слышите?
— Можно? — спросил он старшего адмиральца.
Тот подумал и кивнул.
— Чудесная машинка, — сказал Сазонов, вытянул руку с «питоном», прицелился в темноту. — Отличная просто. Сорок четыре магнум, говоришь?..
Никому. Разве что Ивану — его девки любят. Иван, Иванядзе, Херадзе.
И ещё одному человеку…
— Как там ваш генерал? — спросил Сазонов небрежно. — Всё воюет?
Адмиралтейский покосился на него со странным выражением на лице.
— Мемов-то? А что тебе наш Мемов?
— Да всё хочу спросить. Вот вы живете на Адмиралтейской, верно? А главный у вас почему-то генерал.
— А тебе какая разница?
— Да странно просто.
В тот же момент Гладышев шумно высморкался. Прочистил горло, смачно сплюнул под ноги, посмотрел на всех выпуклым чёрным глазом. Другой глаз прищурен. Красавчик, елки. Морда кирпича просит — и не одного. Адмиралтейские нехорошо замолчали.
— Че? — Гладышев повёл плечом. — Не нравлюсь?
— Да как-то не особо, — сказал адмиралец с «костылем».
— Ну простите! Не целоваться пришел.
Впервые в жизни Сазонов был благодарен хамским манерам Гладыша. Какое совпадение, этот придурок ему помогает. Пусть и нечаянно…
— Спокойно, мужики, — Сазонов неторопливо поднялся. — Без обид. Он сейчас извинится. Гладыш?
— Ась?
Адмиральцы переглянулись. Старший блокпоста протянул руку за своим револьвером…
— И вот ещё что, — медленно произнес Сазонов, держа в руках чужой «кольт-питон». — Как раз хотел спросить…
* * *
— Это не коммунисты, — сказал Водяник.
— Это не коммунисты, — произнес другой голос. Но тоже очень знакомый. — Это бордюрщики.
Иван резко повернулся. На входе в служебку стоял высокий плечистый человек, лицо благородное, чистое, тонкий нос, льдисто-серые глаза. Длинный плащ на нём был грязный и в прорехах, словно хозяина пытались из него выбить. Через плечо перевязь с кобурой, оттуда торчит рукоять револьвера.
— Каждый охотник желает знать, — сказал Иван. Человек поднял взгляд, улыбнулся знакомой кривоватой улыбкой. — …где сидит Сазан. Привет, Сазонов! С возвращением.
* * *
Вадим Сазонов происходил из местного «дворянства» — как в шутку называли рабочих метростроя и служащих метро — дежурных, техников, машинистов. На станции они (вместе с ментами) образовывали элиту, правящий класс. Сыну машиниста с детства была уготована карьера: от бригадира по уходу за тоннелями до помощника коменданта. А там, глядишь, и комендантом бы стал — годам к тридцати. Впрочем, подумал Иван, может, ещё станет…
Однако Сазонов, как говорили на станции, «взбрыкнул» и напросился в группу разведчиков. Его пробовали отговорить — бесполезно. Уперся до последнего, как заклинившая герма. Сначала Косолапый настороженно относился к странному новичку, всё норовил поддеть, проверить на слабо. Ещё бы — пижон, выскочка, голубая кровь. А туда же — в диггеры! Но после заброски на Троицкий универмаг, когда новичок прикрывал отход группы (хладнокровно отстреливал одну за другой павловских собак), даже Косолап сдался. Сазонова приняли как равного.
