Однако Сазонов, как говорили на станции, «взбрыкнул» и напросился в группу разведчиков. Его пробовали отговорить — бесполезно. Уперся до последнего, как заклинившая герма. Сначала Косолапый настороженно относился к странному новичку, всё норовил поддеть, проверить на слабо. Ещё бы — пижон, выскочка, голубая кровь. А туда же — в диггеры! Но после заброски на Троицкий универмаг, когда новичок прикрывал отход группы (хладнокровно отстреливал одну за другой павловских собак), даже Косолап сдался. Сазонова приняли как равного.
И теперь он не мент, не машинист. Коренной диггер.
Но пиздюлей он у меня всё равно получит, подумал Иван. По-нашему, по-диггерски…
— Чем порадуешь? — Постышев смотрел исподлобья.
— Ничем, шеф, — сказал Сазонов. — Хороших новостей у меня для вас нет, Глеб Семеныч, извините. Тоннели прочесали, раз. Никаких следов, никто не проходил, никто ничего не видел. В вентухах и ТДПшках пусто — это два. Мы дошли до блокпоста Адмиралтейской. «Адмиральцы» клянутся, что никого не видели. Это три. — он помолчал. — Такие вот хуевые новости…
— А с караванщиками?
— Караванов давно не было, — Сазонов покачал головой. — Сами знаете. Разве что через коллектор прошмыгнули… но это едва ли. Генератор не маленькая вещица, его в кармане не утащишь.
— Ясно. Тогда как они это провернули? Вот что мне интересно. А, господа-товарищи диггеры? — Постышев засопел и поднялся. — Позор. Стойте, — он вдруг вспомнил, — ты же говорил про бордюрщиков… откуда?
Сазонов улыбнулся.
— А я ещё не закончил, шеф.
— Так заканчивай!
* * *
— Один вопрос… — Сазонов взял старшего из адмиральцев за ворот куртки. Аккуратно, медленно… по одному пальцу.
И вдруг резко рванул на себя. Белёсая голова адмиральца мотнулась, ресницы хлопнули… Сазонов двинул ногой, сбил спиртовку. Откатился чайник, гремя и расплескивая кипяток. Взвился пар. Закричали люди.
— Где?!
— Что где? — адмиралец попытался вырваться. Потянулся к поясу. От неожиданности он забыл, что не вооружен.
— Где твои тридцать сребреников?! — заорал Сазонов прямо в белёсое лицо. — Давай, сука, выверни карманы!
— Чего ты? — опешил адмиралец. — Чего ты?
— Карманы! — Сазонов поднял «кольт-питон» и прижал ствол к подбородку старшего. — Выворачивай! И попробуй мне дернись, сука. — большим пальцем он взвел курок. Чик. Какой приятный звук. — Гладыш!
— Есть.
Адмиралтейцы наконец сообразили, что происходит что-то неладное. Только они бросились к оружию, секунда… Гладыш уже стоял над ними с калашом.
— Оп-паньки, — сказал Гладыш, погладил «аксу» по ствольной коробке. — Хороший песик, хороший… — он смотрел на адмиральцев не отрываясь, жёлтые оскаленные зубы торчали вперёд, как у барсука. Помятая, небритая морда. — И что мы имеем? Маленький вопросик. Чё с ними делать, командир? Cразу в расход или сначала помучаем?
А он умнее, чем кажется. Сазонов кивнул: так держать, и потащил старшего поста за собой, к лодочной пристани. Он тащил его так быстро, что адмиралец временами падал на колени, и его приходилось практически волочь.
— Хочешь искупаться? — почти ласково спросил Сазонов. Чёрная вода морщилась, бликовала.
— Да пошёл ты! — старший начал приходить в себя. Отпихнул руку Сазонова с револьвером. Ах, так…
Сазонов швырнул старшего на деревянный помост. Глухо застонало дерево. Вдоль узкой пристани к столбам были привязаны четыре лодки. Они слегка покачивались — и в свете фонаря их тени качались на стенах тоннеля.
— Сколько тебе заплатили? — спросил Сазонов спокойно. — Последний шанс. Ну! — он перехватил револьвер за ствол. Старший начал подниматься…
— Я не знаю, о чём ты говоришь… ох!
Сазонов ударил его рукояткой по ключице, услышал хруст — сломал, похоже.
Старший с обмякшей правой рукой рухнул на колени.
— Ааа! А-а-а!
За спиной Сазонова закричали. Весело, блин, летит время! Всё нужно делать на драйве.
— С-сука, — сказал старший адмиральцев. — Мы же с тобой чай пили… с-сука, как больно… мама, мама. Я ничего… я…
— Последний шанс, — Сазонов отступил на шаг и поднял револьвер. Прицелился точно в середину бледного лба. — Считаю до пяти. Раз!
«Адмиралец» заплакал. Слезы катились у него по щекам, оставляя грязные дорожки, капали с подбородка. Падали, падали.
— Не надо… не надо!
— Сколько тебе лет? — спросил Сазонов.
— Ч-что?
— Опустите оружие, — приказал голос. Сазонов медленно повернул голову. Вот зараза. Ты-то откуда взялся?
На него смотрело дуло автоматического пистолета. Пистолет держал чёрный человек.
— Ты ещё кто такой? — спросил Сазонов.
— Капитан-лейтенант Кмициц, — представился чёрный, держа Сазонова на мушке. Обшлага его блеснули серебром. Надо же… Сазонов чуть не выронил револьвер — от неожиданности. Капитан Кмициц был в чёрном флотском мундире, Сазонов такие только в книжках видел.
— Служба безопасности Адмиралтейской, — сказал капитан. — Опустите оружие, — он взвел курок. — Я вынужден настаивать.
— Уберу, — легко согласился Сазонов. Кивнул в сторону рассыпавшихся сигаретных пачек и упаковок с антибиотиками. — Когда он объяснит мне вот это…
Кмициц повернул голову к стоящему на коленях старшему поста.
— Объясните товарищу, — приказал спокойно. Старший дёрнулся.
— Это… не моё…
— А чьё?! — Сазонов рассвирепел. — Три!
— Я… ничего не брал… не для…
— Не для себя, я понимаю. — сказал Кмициц мягко. Сазонов заметил, как во взгляде капитана зажегся огонёк понимания. — А для кого?
— Четыре! — возвестил Сазонов.
Старший уже рыдал в три ручья. Слезы лились из его глаз, на груди расплылось мокрое пятно. Склеившиеся от слёз белёсые ресницы.
Отвратительно.
— У меня мама… больная… ей… надо…
Ещё бы. Антибиотики на вес патронов. Даже просроченные.
Кмициц перевёл взгляд на старшего, потом опять на Сазонова. Кивнул едва заметно — продолжай.
— Так кто тебе заплатил? — Сазонов понял намек. — Давай, скажи и всё закончится.
— Я… не…
— Не заставляй меня говорить «пять». Пожа-алуйста.
Старший вскинул опухшее красное лицо.
— Один сказал… — он всхлипнул. — что им надо успеть сегодня на… на…
— Куда?!
— Я слышал, на Маяк…
Cазонов помолчал. Вот и всё. Всё закончилось. Он опустил револьвер. Хорошая штука «питон». И рукоятка удобная, из пористой резины, не скользит.
— На Маяк — то есть, на Маяковскую? — решил он уточнить, хотя это, в общем-то, уже не требовалось. Но для Кмицица… — Это были бордюрщики?
