Сначала Лан подумал, что здесь действительно не обошлось без чьего-то сверхъестественного вмешательства. Чтобы «Раптор» не набросился, видя перед собой легкую цель, – быть такого не могло! Не дробовика же он опасается. И фраза воеводы, дескать, Новоарбатовку может опекать один из этих нейромантов, обрела для Лана более определенный смысл.
Потом Лан подумал, что при попытке к бегству его добьет если не охрана Кудесника, то уж точно «Раптор».
Следом за этой мыслью пришло осознание, что он проиграл. Выкидывать фортели сейчас – самоубийство. Придется затаиться и снова подыгрывать дельцам Арены, чтобы выжить. А выжить нужно, потому что Светозар в плену у неизвестных. Потому что где-то там Мара в одиночку пробирается через населенные неведомыми мутантами окраины Москвы. Потому что Кремль ведет борьбу с полчищами нелюдей, стремящихся или изничтожить род людской под корень, либо загнать в каменный век, опустив до уровня трупоедов.
Остальные тоже заметили присматривающего за ними «Раптора». Ускорили шаг. Один из серолицых толкнул Лана между лопаток, и тот едва не потерял равновесие на месиве из кирпичного и бетонного лома. Но пленник молча проглотил этот толчок, даже не взглянув на обидчика.
За воротами Новоарбатовки его узнали. Завсегдатаи зрительских трибун Арены – бандиты и мародеры всех мастей, приходящие сюда, чтобы расслабиться и спустить награбленное, маркитанты, караванщики, бродяги-одиночки, мутанты, сохранившие привязанность к человеческой среде; местные жители, занятые в обслуживании Арены, новоарбатские кузнецы, плотники, гончары, кожевники, повара, лекари, огородники, шлюхи, скотники, торговцы – все, так или иначе, реагировали на появление Лана. Кто-то бормотал проклятья и плевал ему в след, потому что в свое время Лан вместе с Титаном и Марой отправили на корм трупоедам многих уважаемых наемников и охотников за головами. Кто-то изумленно таращился, а потом начинал похохатывать, показывая кулак с выставленным большим пальцем вверх, – эти люди помнили Лана в бою и открыто сопереживали ему, когда на беглецов была объявлена охота. Кто-то тут же бежал в контору Арены, чтобы сделать новую ставку. Кто-то старался обойти Лана десятой дорогой.
Над приземистыми и неказистыми строениями Новоарбатовки возвышалась Арена. Ее деревянные стены резонировали от гомона зрителей, звона железа, криков дерущихся рабов и боя барабанов. Этот зов Лан слышал даже за стенами Кремля; этот зов наполнял его неосознанной уверенностью, что он еще вернется на серый песок ристалища, чтобы лить кровь – свою и новых соперников – на радость толпе, которую он презирал. Это был его кошмар, его судьба и его путь.
Арена была голодна: так же, как и встретившийся им по дороге «Раптор». Арена рычала, ощущая, что беглец, который задолжал ей последний бой, вернулся.
Кудесник что-то проговорил Хомуту, а затем ушел. Серолицые последовали за ним, точно привязанные. Неподалеку от Лана и его оставшегося в одиночестве сопровождающего стали собираться наемники, блюдущие в Новоарбатовке порядок. Почти у каждого из них имелся на Лана зуб.
– Ну, что ж, – сказал Хомут. – Это – твой новый дом, – и он указал стволом дробовика на сруб из бревен хищных деревьев, что стоял по соседству с Ареной. Темные доски с отчетливым рисунком растительных псевдомышц, сосудов и пищеварительных каналов, плоская крыша, обросшая желтым гнилостным мхом, широко распахнутая двустворчатая дверь, клубящийся сумрак за порогом и резкий, вышибающий слезу животный смрад, что распространялся от строения волнами – узилище? живодерня? Лан не понимал, что ему уготовано; он ожидал, что после короткой беседы с Профессором, во время которой хозяин Арены вдоволь поглумится и позлорадствует над пленником, его сразу бросят в бой. Профессор не упустит возможность устроить грандиозное шоу, а Лану, как всегда, останется лишь одно: выживать-выживать-выживать и снова выживать.
Хомут подтолкнул Лана к срубу.
– Ты полегче с руками, я не всегда буду связан, – предупредил мордоворота пленный дружинник, на что Хомут лишь шепотом выругался и смачно сплюнул.
Из сруба доносились странные звуки: вздохи, неразборчивое бормотание, гнусавое мяуканье и шипенье. Лан, морщась, перешагнул порог. Вонь была куда ядреней, чем в кремлевском хлеву с турами и свиньями. Сумрачный коридор с покрытым жирной грязью полом из неструганных досок тянулся метров десять. По обе его стороны виднелись ржавые и местами сильно погнутые решетки. Клетки… Множество клеток, размером, примерно, три на три, и в каждой кто-то находился.
Ну, точно – тюрьма. Как прозаично… Неужели Профессор решил упрятать в застенки прославившегося несколькими удачными боями и еще более удачным побегом бойца? В таком случае шоу не состоится, а для Профессора шоу – важнее всего, это и его репутация, и богатство, и, в конце концов, форма самореализации. Ведь это он сплел паутину, а бойцы, равно как и зрители, – лишь угодившие в сеть мошки.
В дальнем конце коридора маячили громоздкие фигуры. Пузатый здоровяк с лицом идиота и распирающей драную майку почти женской грудью двинулся навстречу Лану. В его жирных, но безусловно сильных руках была зажата двухметровая жердина с петлей на конце, – такой штукой, наверняка, удобно ловить диких животных. Из-за спины здоровяка на Лана боязливо поглядывало существо столь чумазое и забитое, что его оказалось трудно с первого взгляда назвать человеком. Наверняка, это был немолодой дурачок из местных, который выполнял самую грязную работу.
Лан во все глаза глядел на приближающегося здоровяка, но особенно – на жердину с петлей в его лапищах. Не очень бы хотелось, чтоб эта веревка оказалась на шее.
Оглушительно лязгнуло железо, и возле головы Лана промелькнуло, самую малость не дотянувшись до виска, щупальце с длинным кинжаловидным когтем на конце. Лан дернулся, собираясь упасть и уйти перекатом подальше от опасности, но Хомут поймал его за локоть. В тот же момент здоровяк набросил пленнику на шею петлю. Лан оказался обездвиженным. Кое-как повернув голову, он увидел, что возле первой от входа решетки стоит, вцепившим мускулистыми ручищами в прутья, чудовищный мутант. У бестии была скульптурная фигура тяжелоатлета – сплошные рельефные мышцы, но из живота и из груди росли две пары щупалец с когтями. Лицо же мутанта представляло собой безобразное месиво из наслоений дикого мяса, а глаза светились, словно два уголька.
– Куда? – грозно проревел здоровяк, имея в виду Лана, и только тогда дружинник, наконец, смог оторвать взгляд от урода, пялящегося на него из-за решетки.
– В клетку, – отозвался Хомут сдавленным голосом.