— Включить приводной маяк?
Светляку что-то не нравилось
— Нет, не надо.
Он снова набрал номер, рискуя, что кто-то его засечет
— Салам, на приеме.
— Салам это Светляк. У нас есть развитие, повторяю— есть развитие.
— Слушаю.
— Слышу два вертолета типа Сикорский — восемьдесят идут с запада, повторяю — два вертолета с запада. У них есть наши позывные или что-то в этом...
— Светляк, наши только собираются взлетать, повторяю — только собираются взлетать!
Черт...
Впереди — словно падающая звезда, ракета прочертила небосвод и ударила в стоящий на площадке изящный гражданский вертолет. Тот исчез в огненном облаке, полетели во все стороны куски.
— Ложись!
Морские котики — накрылись маскнакидками и замерли...
Вертолеты — были все ближе, они уже оглушали грохотом. Ветер от лопастей — старался вырвать накидки, свистели пули — со стороны виллы вертолеты подвергались обстрелу. У морских спецназовцев — существовала своя процедура инициации, аналогичная тому, как у парашютистов и в пехоте новобранцев кладут под БТР или танк[18]. У них это делается так — новобранцам завязывают глаза, причем так что сразу не развяжешь — и скидывают с вертолета с высоты несколько метров в воду, да еще ночью. Пусть руки свободны — связывать слишком опасно — но нужно не травмироваться при контакте с водой, всплыть, сорвать с себя мокрый колпак, продержаться на воде пятнадцать минут, и дождаться, пока на дежурящих поблизости лодках — включат маяки и начнут собирать новобранцев. На самом деле это не так опасно: у каждого курсанта есть радиомаяк, а в воде, на глубине несколько метров — дежурят несколько инструкторов. Но все равно — трудно не впасть в панику, когда тебя просто выбросили в воду с завязанными глазами черт знает где. Кто впал в панику — спецназу не нужен.
Дорога — вдруг понял Светляк — они садятся на дорогу. Больше им просто некуда сесть.
Вертолеты сели — судя по грохоту где-то рядом с их головами, а потом — покатился шквал огня, несколько пулеметов и штурмовые винтовки. Огонь вели в сторону виллы, значит — от них. Теперь, главную проблему представлял экипаж вертолета. Точнее — посадочная группа безопасности. Если эти уроды, кто бы они ни были, знают свое дело — они обязательно будут. Три или четыре бойца, которые при любом раскладе останутся у вертолета, и будут защищать его, пока он на земле. В штате вертолетного полка — таких групп нет, но любой командир, который прошел через локальный конфликт и совершал посадки в местности, которая неизвестно чья — не полетит, пока не договорится о группе безопасности, пусть и временной.
Связи нет. Только идиот — будет рисковать сейчас со связью. Два неизвестных вертолета — сели почти что им на головы. Здорово...
Трое граничар — сходились всегда по трое, тоже обычай «джентльменов удачи» — с удивлением смотрели на подходящего к ним человека. Одного...
— Здраво... — поздоровался граничар на своем языке, когда немецкий переговорщик был совсем рядом.
Генерал Ирлмайер — только коротко взглянул на него
— Отойди.
— Ты не у себя дома! — ответил опешивший от такой наглости граничар
— Попробуй сказать это еще раз, и дома не станет у тебя.
Граничар разозлился. Как и представители любой малой нации — он был болезненно обидчив и самолюбив.
— Эй, какого черта? — он схватил немца за рукав — кто ты такой, чтобы распоряжаться здесь. Это наша земля, и тебе придется ответить за то, что ты сделал на ней. Ты что думаешь, ты тут хозяин, мать твою?!
Ирлмайер остановился
— Еще раз упомянешь мою мать, или мою страну, свинопас и окажешься в концлагере или где похуже, доходит? Если ты еще не понял, мы рейхсвер, армия Священной Римской Империи. Если хочешь идти на нас войной — удачи тебе...
Граничар неохотно признал поражение
— Что тебе нужно.
— Не тебе, а вам — это первое. Второе — генерал Младенович здесь?
— Так точно, здесь.
— Мне надо поговорить с ним. Он мне... — Ирлмайер немного замялся, подбирая нужное слово — должен. А долги надо возвращать.
— Мы вас проводим.
— Нет, нет, стой здесь. Не нервируй снайпера.
Вилла — Ирлмайер был здесь два раза, оба раза недолго — оказалась покалечена градом пуль, отметки хорошо виднелись на белых стенах даже ночью. Часть освещения была разбита вместе со стеклами, часть — еще действовала. В лазурной воде верхнего бассейна — а тут их было ровно три — лежал труп, и кровь от него в воде — висела черным облаком.
Плохо. Плохо. Все плохо. Хуже всего то, что ты не создаешь историю — а всего лишь пытаешься разгрести то, что натворили другие. Идешь по чьим то кровавым следам.
Ирлмайер вошел в дом, где у окон, под прикрытием бетонных стен — занимали позиции граничары, охранники Младеновича. И никто — не посмел остановить его.
Генерал Анте Младенович, солдат, националист, возможно, что военный преступник, контрабандист, специалист по улаживанию дел, неважно каких и какими методами, любитель женщин на сорок лет моложе себя — сидел в кресле, в своей военной форме. На столе — лежал заряженный автомат, и рядом с ним — огромная сумка, застегнутая на молнию. Он и не пытался сопротивляться — в отличие от своих граничар знал, что уже — бесполезно.
Тело так и лежало на ковре. Тело в сутане. Его не убрали. Ковер впитал кровь, хотя уже попахивало...
Доктор Манфред Ирлмайер прошелся по кабинету, ногой перевернул лежащее на ковре тело. Подслеповато вгляделся.
— Вот ты и получил свое... — пробормотал он по-немецки.
— Что? Что вы сказали?
— Да так. Мысли вслух, генерал. О бренности нашего земного существования.
В пролом в бронированном окне — несло гарью.
— Полагаю, господин генерал — нам есть о чем поговорить, не так ли...
— Так значит — вы не знаете, каким образом в Риме оказался готовый ядерный заряд? — уточнил Ирлмайер, пристально глядя на собеседника
— Говорю вам, в который уже раз... — с отчаянием в голосе проговорил Младенович, сильно постаревший за несколько часов, может даже за несколько минут штурма — я не знаю, как это оказалось в Риме. Не знаю, что и как там взорвалось, не знаю! Можете проверить меня на детекторе, вколоть скополамин — я отвечу вам тоже самое — я не знаю. Господи, я почти сорок лет в армии. И знаю порядки. Зачем мне связываться с ядерным оружием, разве я не знаю, что за это бывает?
— Ну... жадность для примера.
— Никакие деньги не стоят человеческой жизни. Тех, кто замешан в подобном — казнят без приговора...
