Я иду в свое купе и позволяю подготовительной команде укладывать волосы и красить меня. Входит Цинна с прекрасным оранжевым платьем с узором из осенних листьев. Я думаю о том, как сильно Питу понравится этот цвет.
Эффи собирает нас с Питом вместе и в последний раз рассказывает о программе на день. В некоторых дистриктах победители идут через весь город, пока жители приветствуют их. Но в Одиннадцатом (возможно, потому что в городе нет большей части народа, а может, потому что они не хотят отпускать слишком много людей, в то время, когда идет сбор урожая) наше общественное появление ограничено площадью. Она находится перед Домом Правосудия, огромным мраморным зданием. Когда-то, вероятно, оно было красивым, но время взяло свое. Даже по телевидению можно заметить, что на рушащемся фасаде растет плющ, а крыша перекошена. Сама площадь окружена захудалыми витринами, большинство из которых заброшено. Где бы ни протекала жизнь Дистрикта-11, она была явно не здесь.
Наше общественное выступление будет организовано снаружи, на том, что Эффи называет верандой — покрытое плиткой пространство между главным входом и лестницей, рядом с которой колонны поддерживают крышу. Нас с Питом представят, мэр Одиннадцатого Дистрикта скажет в нашу честь речь, а мы ответим уже готовыми словами благодарности, предоставленными Капитолием. Если у Победителя были союзники среди трибутов из этого Дистрикта, ему позволяется добавить пару слов от себя. Мне нужно будет сказать что-нибудь о Руте и Цепе, но каждый раз, когда я пыталась дома написать что-нибудь, я заканчивала со смотрящим на меня пустым листком: для меня очень сложно говорить о них без эмоций. К счастью, Пит кое-что сочинил, и если немного подправить его материал, он подойдет для нас обоих. В конце церемонии нам подарят своего рода мемориальную доску, и затем мы сможем отправиться в Дом Праосудия, где будет подан специальный обед.
Поскольку поезд подъезжает к станции Дистрикта-11, Цинна вносит последние штрихи в мой образ: поправляет мою оранжевую ленту для волос и прицепляет золотую брошь с сойкой-пересмешницей, которую я носила на арене, к платью. Нет никого из приветствующих на платформе, только команда из восьми Миротворцев, которые отводят нас в кузов бронированного грузовика. Эффи фыркает, когда позади нас раздается лязг дверного засова.
— Действительно, можно подумать, мы все преступники, — говорит она.
Не все мы, Эффи. Полагаю, только я.
Грузовик высаживает нас позади Дома Правосудия. Мы спешим зайти внутрь. Я чувствую аромат великолепно приготовленной еды, но он не заглушает запаха плесени и гнили. Нам не дают ни минуты, чтобы осмотреться. Пока мы мчимся к главному входу, я могу слышать гимн, начинающийся на площади снаружи. Кто-то прикрепляет на меня микрофон. Пит берет мою левую руку. Мэр представляет нас, и массивные двери со скрипом открываются.
— Улыбаемся шире! — говорит Эффи и толкает нас локтем. Наши ноги начинают двигаться вперед.
Вот оно. Вот он момент, когда я должна убедить всех в том, как сильно я люблю Пита, думаю я. Торжественная церемония довольно четко распланирована, поэтому я не уверена, как мне следует сделать это. Это не самое подходящее время, чтобы начинать целоваться, но, пожалуй, один раз я себе это позволить смогу.
Раздаются громкие аплодисменты, но не такие бешеные возгласы приветствия и свист, какие мы получили в Капитолии. Мы идем через затемненную веранду, пока крыша не заканчивается, и останавливаемся наверху большого мраморного пролета лестницы на ярком солнце. Когда мои глаза привыкают к свету, я вижу, что на зданиях площади повешены плакаты, что прикрывает их заброшенный вид. Площадь заполнена людьми, но снова лишь частью тех, кто здесь живет.
Как всегда, в нижней части сцены построена специальная платформа для семей погибших трибутов. На стороне Цепа только сутулая старушка и высокая, мускулистая девушка, полагаю, сестра. На Рутиной… Я не готова к знакомству с семьей Руты. Ее родители, на лицах которых все еще написано горе. Пять ее младших братьев и сестер, вблизи так похожих на нее. Маленького роста, со светящимися карими глазами. Они напоминают стайку маленьких птичек.
Аплодисменты стихают, и мэр произносит речь в нашу честь. Две маленькие девочки выходят с огромными букетами цветов. Пит выполняет свою часть, произнося подготовленный ответ, и затем я ощущаю, как мои губы выдают его продолжение. К счастью, мама и Прим натренировали меня так, что я могу сказать это даже во сне.
Пит написал свой личный комментарий на карточке, но он не вытаскивает ее. Вместо этого он говорит в своем простом, обезоруживающе стиле о том, как Цеп и Рута попали в восьмерку, о том, как они помогли мне выжить, а значит и ему, и о том, что это долг, который мы никогда не сможем оплатить. И затем он колеблется, прежде чем добавить кое-что, не написанное на его карточке. Возможно, потому, что он посчитал, что Эффи заставит его убрать это.
— Это никоим образом не сможет возместить ваши потери, но в качестве символа нашей благодарности, мы бы хотели, чтобы каждая из семей трибутов Дистрикта-11 каждый год получала наш месячный выигрыш до конца наших жизней.
Толпа не может не реагировать вздохами и шепотом. Ничего подобного тому, что сделали мы с Питом, не было раньше. Я даже не знаю, является ли это законным. Вероятно, он тоже не знает, раз не спросил, позволено ли это. Что касается самих семей, они просто уставились на нас, повергнутые в шок. Их жизни изменились навсегда, когда Цэп и Рута погибли, но этот подарок изменит их вновь. Месячный выигрыш трибута может легко прокормить семью в течение года. Пока мы живы, голодать они не будут.
Я смотрю на Пита, а он посылает мне грустную улыбку. Я слышу голос Хеймитча: «Ты могла сделать все еще хуже». В этот момент я не могу вообразить, как я могла сделать лучше. Подарок… это прекрасно. Так что, когда я поднимаюсь на цыпочки, чтобы поцеловать его, это вовсе не кажется принуждением.
Мэр выходит вперед и дарит каждому из нас мемориальную доску, которая так огромна, что мне приходится положить свой букет, чтобы удержать ее. Церемония подходи к концу, когда я замечаю одну из сестер Руты, уставившуюся на меня. Ей около девяти, и она почти точная копия Руты, вплоть до того, как она стоит, слегка раздвинув руки. Несмотря на хорошие новости о выигрыше, она не радуется. На самом деле ее взгляд укоризнен. Это потому, что я не спасла Руту?
Нет, это потому, что я все еще не поблагодарила ее, думаю я.
Я чувствую волну позора, захлестывающую меня. Девочка права. Как я могу стоять здесь, ничего не делая и не говоря, оставляя все слова Питу? Если бы она победила, Рута, то никогда бы не позволила моей смерти пройти незамеченной. Я помню, как на арене я покрывала ее цветами, чтобы убедиться, что ее потеря не пройдет незамеченной. Но тот жест не будет значить ничего, если я не продолжу это сейчас.
