Махони встал на ноги, зная, что наконец-то получил приказ Императора, и лихо отдал честь.
– С превеликим удовольствием, сир. Махони браво развернулся на каблуках и строевым шагом направился к двери.
– Ян...
Полковник остановился.
– Слушаю, сир?
– Не подведи меня снова... пожалуйста. Постарайся уважить старого собутыльника.
– Постараюсь, сир.
– Терпеть не могу, когда меня подводят. Даже смешно: чем старше я становлюсь, тем больше мне это не нравится.
– Император пристально посмотрел на Махони. – Ты думал, я поступлю по-другому? Думал, я сотру тебя в порошок?
– Не знаю, босс.
– В следующий раз непременно так и сделаю, Махони. Так что старайся как следует.
И Вечный Император вновь закрыл глаза. Махони бесшумно вышел из комнаты.
В тот момент перспектива быть сосланными на Плутон или еще куда похуже волновала Стэна и Алекса меньше всего. Они понуро склонили головы над компьютером, сидя в замке Ото – самом холодном, сером, унылом и мрачном здании из всех, в которых Стэну приходилось бывать. Оба мерзли здесь уже целую неделю, питаясь самой отвратительной пищей, которую когда-либо пробовало живое существо. Два часа назад им удалось выйти на связь с Махони через компьютер. Теперь они ждали от полковника распоряжений.
– Уверен, что нас просто вздернут, – сказал Алекс.
– Нет, – ответил Стэн. – Махони не позволит нам так легко выйти из игры.
– Говорила мне мама: «Алекс, не ходи в солдаты». Друзья замерли, когда в компьютере что-то щелкнуло и на экране появилось перекошенное лицо Махони.
– Я только что виделся с Императором. Он недоволен.
– Могу его понять, сэр, – сказал Стэн. Голос полковника потеплел:
– Ох, ладно, по крайней мере, вы живы. Я старался сделать для вас все, что мог, но увы... – Махони пожал плечами.. Это пожатие означало, что их карьера накрылась большим медным тазом.
– Что нам делать дальше, сэр? – спросил Стэн.
– Тебе – ничего, – ответил Махони. – Сиди тихо, ни во что больше не влезай. Через несколько недель за вами придет корабль.
– Но Матиас...
– Не беспокойся, лейтенант. Мы позаботимся о Матиасе. К тому времени, как ты вернешься домой, я сколочу другую команду Богомолов.
– Сэр, – пролепетал Стэн. – Позвольте мне заняться этим делом. Верните мне команду Богомол-13. Мы обуздаем Матиаса.
Махони нахмурился. Алекс слегка подтолкнул Стэна локтем – в качестве предостережения.
– Месть, лейтенант? Я-то думал, мы вас лучше обучили.
– Нет, не месть. У нас есть хороший шанс. Я знаю Матиаса. Я знаю Санктус.
– Тебе не удастся воспользоваться этим шансом, парень, по-дружески сказал Махони. – Кроме прочих проблем есть одна далеко не маловажная: все разрешения на исследования и разработку месторождений минерала были санкционированы лично Императором до того, как Матиас решился на убийство отца. Целый флот старателей направляется сейчас в регион Эрике, прямо через Волчье созвездие.
– Матиас всех их перебьет, – сказал Стэн. – Раз дела обстоят настолько серьезно, тем более важно, чтобы нам было позволено вмешаться.
– Не могу понять, каким образом вы собираетесь справиться.
– У меня есть план. – Стэн затараторил, выкладывая свои соображения удивленному Махони.
В который раз головорезы-тюремщики выволокли гремящую цепями Ффиллипс из темницы и поставили на колени перед Матиасом. Однако, увернувшись от ожидаемого удара и поднявшись на ноги, седовласая женщина невольно подумала, что этот удар мог быть последним в ее жизни. Оглядевшись по сторонам, Ффиллипс заметила, что после смерти недолго оплакиваемого Теодомира тронный зал претерпел значительные изменения. Гобелены и экзотические статуи исчезли, впрочем, как и подушки, лежавшие на каменном троне. Карта Санктуса была закрыта полотном с изображением символа веры Таламейна – двумя руками, сложенными в молитве над обнаженным мечом. Остались лишь факелы, установленные с обеих сторон от картины.
На каменном троне восседал Матиас, одетый в официальную теперь форму компаньонов алого цвета, без каких-либо знаков отличия. Ффиллипс почтительно поклонилась, не проронив ни слова, – выжидательная тактика, безотказно срабатывавшая еще задолго до того, как она поступила на военную службу.
– Я говорю от имени Таламейна, – выразительным голосом сказал Матиас.
– Сикбет! – хором воскликнули компаньоны.
– Здесь, в этом священном зале, сидя на троне служителя веры Таламейна, я, Матиас, избранный Светилом как Истинный Пророк Таламейна, обвиняю тебя, майор Ффиллипс, в виду отсутствия твоего командира, лукавого безбожника Стэна, в измене. Я обвиняю тебя в предательстве по отношению к нашему государству, нашей вере, нашему народу!
«Да брось ты, мальчик. Неужели не мог выдумать более оригинальное обвинение?» – подумала Ффиллипс. Майор знала, что главное сейчас тянуть время. Суд над изменником, как правило, заканчивавшийся смертным приговором, затягивался на долгое время, пока обвиняемый не сознавался в совершении преступления или не принимал веру Таламейна. Ффиллипс, участвовавшая в двадцати военных кампаниях, не верила ни в бога, ни в черта и сознаваться ни в чем не собиралась.
Она выдержала паузу, а затем подняла голову и посмотрела Матиасу прямо в глаза. Вдруг она пала перед ним на колени. Низкий шепот удивления прокатился по радам компаньонов. Матиас был в замешательстве.
– Я не понимаю обвинения, Пророк.
– Тебе растолкуют подробности, но все они связаны с убийством нашего последнего и самого уважаемого Пророка Теодомира и твоей попытке уничтожить наше священное государство.
– Пока ты не стал Пророком, я знала тебя как искусного овоина и веселого товарища. Могу только смиренно предположить, что обвинение это выдвинуто либо по наущению завистников, либо на основании неверных сведений, предоставленных вашей светлости подчиненными.
– Ошибаетесь, майор Ффиллипс. Эти обвинения напрямую исходят из моей убежденности, моей молитвы и из моих уст.
«Хм, он жаждет нашей смерти», – подумала Ффиллипс и решила сделать другой гамбит.
– Поскольку мы не знакомы с вашей системой. Пророк, позволено ли мне задать один вопрос? Кто будет входить в состав суда?
– Если рассматривается дело о государственной измене, – сказал Матиас, – суд состоит из старейшин церкви и представителя Таламейна.
«Ни дать ни взять Звездная палата, выносящая приговор о смертной казни через повешение».
