– Ну?
– Пойдёт с голодухи. Горячее сырым не бывает. Звать всех?
– Да командир сам сюда бежит, – засмеялся пограничник. – Хороший десятник жратву за версту учует.
Но Барабаш ещё издали замахал руками:
– Туши костёр!
– Что случилось? – сидевший около раненых Свистопляс повернул голову. – Или у тебя в брюхе не свистит?
– Сейчас пиктийские дракониры прилетят и всех накормят, – уже спокойным голосом произнёс Матвей. – Глорхиец тут поведал кое о чём.
– Плохо, – пограничный старшина рывком поднялся на ноги. – Когда?
– Не позднее полудня.
– Вполне успеем.
– И порядок навести успеем? – старший десятник показал на всё ещё тлеющие остатки шатров. – Хоть бы времянки какие поставить, чтобы с воздуха сразу не разглядели. А уж ежели сядут…
Удивительно, но мысль отступить и укрыться в соляной шахте не посетила никого. Вместо неё пришла злость. Испепеляющая злость пополам с ненавистью.
– Сколько их будет?
– Этот урод сам не знает, – Барабаш аж сплюнул с досады. – Ему приказали ждать здесь и по прибытии пиктийцев обеспечить драконов едой. А колдунов энергией.
– В каком смысле? – недоуменно спросил Ксаверий.
– В самом прямом – тебя собрались скушать.
– А харя не треснет? – теперь вместо недоумения в голосе пограничника звучала злость.
– У меня? – удивился Матвей.
– Ты-то здесь при чём?
– А-а-а, тогда понятно. Давай, – и Барабаш хлопнул старшину по плечу, – поднимай бойцов и за работу. И это… раненых в дом занесите.
Твердимир сжал кулаки – после того, что сделали степняки с населением Большого Лабаза, находиться внутри приземистых, крытых сланцем домиков тяжело даже видавшему виды пограничнику. Старшина не считал себя неженкой, и эта война стала третьей в его жизни, но тут… Нельзя так…. будто и не люди вовсе.
Поесть всё же успели, благо Еремей Баргузин высказал предложение, сильно сэкономившее время и силы.
– Зачем мы будем ставить шатры? – спросил он у руководящего расчисткой Барабаша.
– Маскировка, – пояснил старший десятник. – Что тут непонятного?
– Вроде всё понятно, но ведь шаман для чего-то хотел поставить завесу невидимости.
– Так не успел.
– Это мы с тобой знаем, что не успел, а они? – бывший профессор указал пальцем в небо. – Прилетят, ничего не увидят и решат, что всё в полном порядке. Короче – темна вода во облацех…
– Попроще не можешь? – скривился, как от незрелого яблока, Барабаш.
– Могу. На месте пиктийского командира я так бы и подумал. Тем более внизу всего лишь кочевники.
– Ну и что?
– Ты когда приходишь в хлебную лавку, то запоминаешь, в каком углу который таракан сидит?
– Логично, – Матвей блеснул услышанным невзначай учёным словом.
У Баргузина ворохнулось в груди что-то горячее, а сердце не слишком заторопилось с новым ударом – именно так он когда-то ответил юной рассудительной девушке, жившей по соседству. Ветреная красавица подробно и обстоятельно объяснила подающему надежды, но безденежному и голодному студенту причины своего отказа. Да, и Еремей был молодым и влюблённым… одну жизнь назад? Давно, очень давно.
– Разреши встать к ДШК, командир.
– Зачем?
– Так надо.
Матвей прочитал на лице профессора нечто, не позволившее ответить отрицательно. Только кивнул молча и ушёл к пограничникам, раскладывающим поверх пепелища пласты свеженарезанного дёрна.
– Поскорее бы прилетели, – старшина выплюнул травинку и перевернулся на спину. – Ненавижу ожидание.
– Как тебя, такого прыткого, в пограничники взяли? – Барабаш внешне не проявлял признаков нетерпения, только голос звучал суше обыкновенного.
– Это наследственное, – Твердимир закрыл глаза и улыбнулся. – Шесть поколений Свистоплясов на границе служили, а я чем хуже? Дети подрастут, и они пойдут.
– Много детей?
– Нет, всего четверо сыновей. Я же только два года как женился.
Барабаш удивлённо присвистнул и спросил:
– Как это умудрился?
– Близнецы, – ухмыльнулся пограничник. – А ты про что подумал?
Матвей заржал не хуже недавно съеденного нойонова иноходца, но от ответа уклонился. Вместо этого он поднял руку, призывая к молчанию, и прошептал:
– Кузнечики смолкли.
Так и есть, даже дикие пчёлы, неизвестно с чего собирающие горький мёд на этой выжженной солнцем земле, и те попрятались, как перед грозой. Неужели правду говорят, будто насекомые чувствуют приближение драконов за многие вёрсты? Сейчас как раз случай убедиться в правдивости слухов.
– Только бы сели поближе, – старший десятник погладил тёплую рукоять одноразовой трубы с «громом небесным». Три штуки их нашлось в амбаре. Всего три штуки. – Только бы сели вообще.
Барабаш твёрдо решил не испытывать судьбу и не атаковать тварей, пока они в воздухе. Сколько их будет? Шесть, девять? А если вообще дюжиной нагрянут? «Громобой» не чудо-оружие, и порой двух выстрелов мало на живучую и вертлявую скотину. На земле же появляется шанс накрыть наездников. Без них страшные драконы останутся тем, кем и были изначально, – огромными тупыми ящерицами, беспомощными без управляющей магии. И, значит, полуслепыми и уязвимыми.
– Ага, вот они, красавцы, – Твердимир первым увидел гостей.
Драконы заходили на село со стороны солнца, как и предписывали имперские наставления. Головная тройка на длинных поджарых тварях, скорее всего разведчики, пронеслась низко. Так низко, что мелко-мелко задрожали немногочисленные оставшиеся целыми стёкла в домах. Второе звено прошло по широкой дуге, огибая Большой Лабаз противосолонь. Хорошо ублюдков учат – даже в своём тылу выполняют маневры, позволяющие при случае увернуться от заряда «грома небесного».
– Дисциплинированные, мать их за ногу через пень да об колоду, – вполголоса выругался Матвей.
Учёное слово как нельзя лучше показывало отношение старшего десятника к противнику – остальные эпитеты заставили бы стыдливо покраснеть даже покойного скакуна глорхийского нойона. Роденийский язык всегда отличался сочностью и выразительностью, а появляющиеся после каждого Великого Замещения Владыки новые выражения быстро теряли чужеродность, органично вписываясь… да, вписываясь! Особенно ругательства.
Немного покружив и не обнаружив угрозы, пикты пошли на посадку. Сначала первое звено – ведущий, а по бокам и чуть сзади, ведомые, – приземлилось на месте бывшего лагеря кочевников. Площадка удобная, ровная, и есть где остановить пробежку, не рискуя забодать с разгону неожиданное препятствие. Башке, конечно, ничего не будет, но пристёгнутых к сёдлам наездников ощутимо бросит вперёд, чего они крайне не любят.
