Да уж. Скуки точно не было.
Понимая, что ещё немного, и его прорвёт, и никакой силы воли не хватит, чтобы остановить и удержать раскручивающуюся пружину, Юра тихонечко пошёл к выходу. Но, наверное, опоздал.
Началось что-то вроде тихой истерики, не видимой никому постороннему. Такое с ним довольно часто случалось в юности, в основном от застенчивости, и принесло ему славу беспощадного бойца и не знающего страха идиота — прыгал с крыши на крышу через переулок, ходил по тонкой трубе, перекинутой через глубокий овраг, и по гребню десятиметрового рассыпающегося брандмауэра, нарывался на поножовщину… Что-то внутри гнало его, и он не мог этому противостоять; о произошедшем потом помнил плохо, как о странных снах, и всегда вспоминал с мучительным стыдом, даже если ничего постыдного не совершал. Видимо, нехорошо было от самого факта утраты контроля. С возрастом это почти прошло и вот уже несколько лет не случалось…
Сейчас он обнаружил себя сидящим за деревянным столом, плотно окружённым людьми; было зверски накурено. Напротив сидела девица, вся в чёрном, с прямыми чёрными волосами, закрывающими пол-лица. Левая река его, как чужая, лежала ладонью вниз на столе, растопырив пальцы, а правая со скоростью швейной машинки вонзала в промежутки между пальцами нож. Рядом стояли шахматные часы. «Дзын-нь!» — сказали они очень отчётливо; конёк упал. Юра высоко поднял нож. «Двести сорок, потом я сбился», — сказал кто-то за спиной. «Двести пятьдесят шесть», — сказал другой. Раздались аплодисменты. Юра сгрёб разбросанные по столу купюры.
— Спасибо, — сказал он девице. Та выглядела расстроенной. — Ну, извини. Долгие годы тренировок.
— Да ладно, — сказала та. — Рано или поздно — всегда проигрываешь.
— И не возразить, — согласился Юра. — Что будешь?
— «Шаровую молнию».
Юра подошёл к стойке.
— «Шаровую молнию» и пятьдесят лимонной, — сказал он.
— Никогда такого не видел, — сказал бармен.
— Это у меня от природы, — сказал Юра.
«Шаровая молния» здесь делалась с мескалем вместо водки, а ледяной шар в бокале в полутьме светился — наверное, там был какой-то съедобный флюоресцент.
Юра посмотрел на часы: два с минутами. Алёна пока не звонила.
— Не турбуйся, — сказала девица. — Обещала отвезти — отвезу.
— Звонка жду, — объяснил Юра.
— Не позвонит. Хотела бы — уже бы позвонила. Бабы — они простые.
— Разные бывают.
— Искусно притворяются.
— Это входит в меню.
— Убил. Смотри…
Она кивком подбородка указала направление. Юра скосил глаза. Через столик сидел офицер в форме межнациональных сил. Китель его был расстёгнут, галстук сполз набок, щека и подбородок багровели от помады. Девка, сидящая рядом с ним, одной рукой гладила его по ширинке, а другой что-то вытаскивала из внутреннего кармана кителя. Потом другая парочка хлопнулась за тот же столик, закрыв видимость.
— Так кто ты? — спросила соседка.
— Пока никто, — сказал Юра. — Завербовался в «Волкодава». Но что это — толком не знаю. Слушай, мне неловко, но я, кажется, забыл твоё имя.
— А я и не говорила. Тайва.
— Как?
— Тайва.
— Никогда не слышал такого имени.
— А больше таких и нету. Значит, ты подался в «синие», — сказала она. — Забавно. Ну, может, притащишь что-нибудь интересное.
— Говорят, нельзя.
— Конечно, нельзя. Поэтому все и тащат.
— А ты тут, вблизи Зоны, всё время?
— Нет. Просто бываю иногда. Всё время — тошно. А так, набегами — прикольно. Пошли, я тебе интересную вещь покажу.
Они прошли каким-то переулком, стены по обе стороны были совершенно глухие, потом оказались в густых зарослях, над которыми висели оранжевые и голубоватые светящиеся шары. Дальше была аллея, почти безлюдная. Тайва тащила Юру почти бегом. В тупике аллеи стояло то, что показалось Юре то ли неработающим фонтаном, то ли абстрактной скульптурой. Несколько тёмных плоскостей, вплетенных в сложную металлическую арматуру. Похоже было на то, что всё это сооружение висит над цилиндрическим постаментом, не касаясь его.
— Что это? — спросил Юра.
— Зеркало, — сказала Тайва. — Иногда оно показывает будущее. Не боишься?
— Нет, — сказал Юра.
— Тогда встань вот здесь и смотри вон туда, где три зеркала сходятся…
Юра встал, где показали, и пристально уставился в указанную точку.
— Подожди, когда они сольются, и тогда…
Голос Тайвы вдруг поплыл. А чёрные плоскости то ли завибрировали, то ли расплылись немного, то ли покрылись туманом. Заболел лоб — как бывает от ледяного ветра в лицо. Потом заболели глаза. Потом буквально на четверть секунды плоскости стали прозрачными — будто в темноте открылось неровное окно в другую темноту…
Юра увидел себя — кажется, в длинной старомодной шинели, такие носили белые офицеры в исторических фильмах, — с непокрытой головой и какой-то непонятной маленькой штучкой в поднесённой ко рту руке. Из-за его плеча выглядывало некрасивое женское лицо, обрамлённое дикой копной красных волос. Дальше за спиной угадывались другие люди, и Юре в первый момент показалось, что по большей части это дети. Нет, просто сжавшиеся от страха…
Виски сдавило с такой силой, что он отшатнулся. Окно пропало, теперь это снова была комбинация из плоскостей и рам.
— Что-то видел? — сквозь звон в голове донёсся голос Тайвы.
Юра помахал рукой, пошёл куда-то вбок, нашарил скамеечку, сел. Казалось, ещё чуть-чуть, и голова взорвётся.
— Что за… чёрт?… — выдавил он из себя.
— Тебя так сильно отжало? — Пальцы девушки забегали по его вискам, темени, лбу, коснулись глаз. — Подожди, это очень быстро проходит… особенно если погладить…
— Не надо…
Он боялся, что станет хуже.
— Нет-нет, поверь, я знаю.
И правда — боль под прикосновениями исчезала тут же, таяла, как пена.
— Лучше?
— Вроде бы… — Юра сам дотронулся до лба, провёл руками по лицу. — Ничего себе шуточки. Что это было?
— Это значит, ты увидел, как исполнилось твоё самое сильное желание.
— Да? — Юра вспомнил картинку. Она с готовностью возникла перед глазами. — Ничего не понимаю. Никогда такого не желал.
— А что, можешь сказать?
— Ну… просто я сам, какая-то страшная тётка, кто-то ещё за моей спиной — гуськом. Всё. Что к чему…
— Значит, это твоё будущее заветное желание, — серьёзно сказала Тайва.
— А это что, на самом деле — или аттракцион такой?
— Это на самом деле. Дар сталкерского сообщества «Долг».
— То есть какой-то… э-э… артефакт?
— Ну, типа да.
— Но они же, говорят, дорогие, как сволочи. Что, никто не пытался украсть?
