что понемногу начинаю оживать, что в одеревеневшем со сна теле начинает двигаться кровь.
— Спасибо, дело такое, — проговорил я.
— Не за что, — Геррат опустился на корточки, заглянул мне в глаза. — Легат Зитирр. Командир особого подразделения, что подчиняется непосредственно принцу Табгуну и выполняет такие задачи, о которых даже Служба надзора не всегда имеет полную информацию, что уж говорить о генеральном штабе? Он ведь дважды разговаривал с тобой?
— Ну, разговаривал — громко сказано, — я пожал плечами. — Несколько фраз.
— А чего он хотел?
— Он передал мне послание от принца… ну, кольцо такое на палец. Два послания.
— Да, уникатор, который невозможно взломать и прочитать, который открывается только адресату, — лицо контрразведчика было озабоченным, меж бровей залегла складка. — Что там внутри?
Я сглотнул.
Сказать правду? Или как обычно, ничего не ответить?
Много выгоды принесло мне молчание раньше, когда я изображал героя-партизана в лапах немецких оккупантов? Табгун все равно не отстал от меня, жизнь моя легче не стала. Кроме того, ничего особенно секретного принц в этот раз не поведал, и язык за зубами держать не попросил.
— Там всякая ботва была, — осторожно начал я, помня, что коготок увяз, и всей птичке пропасть, начнешь говорить, и пропадешь целиком. — Сказал, что Гегемон при смерти, что…
И я вкратце пересказал содержание двух посланий.
— Это все? — спросил Геррат. — Угрозы? Приглашение перейти на свою сторону? Честно?
— Да что вы постоянно думаете, что я вру! — не выдержал я. — Зачем мне это, блин!? Совершенно не понимаю, на кой ляд я сдался этому самому брату вашего императора и чего он имеет в виду!
Но контрразведчик, судя по недовольной физиономии, мне не поверил.
Он открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но тут за дверью камеры послышались голоса и шаги. Она распахнулась повторно, и на пороге появился трибун Шадир собственной персоной, усталый и мрачный.
— Ха, ну и встреча? — буркнул он, уставившись на Геррата без малейшего дружелюбия. — Служба надзора! Что ей нужно от скромного десятника? Очередные фокусы и трюки?
— Я делаю свою работу, — отозвался контрразведчик. — Задаю конкретные вопросы.
— Так вперед, задавайте, — на скулах Шадира набухли желваки. — Только при мне. Очевидно же, если он в чем-то снова подозревается, то об этом должен знать я, его непосредственный командир.
Я думал, что Геррат отступит, но тот неожиданно сказал:
— Мы обсуждаем легата Зитирра. Вы ведь тоже его видели, ведь так?
Шадир хмыкнул:
— Этого урода из придворного цирка? Я сталкивался с ним на «Твердыне Гегемонии». Когда мы вели на этой планете разведку два года назад, и уже тогда эти дрессированные псы Табгуна путались под ногами.
— Принца Табгуна, — автоматически поправил Геррат, на что мой командир ответил ироничной улыбкой.
— Что он делает здесь сейчас, я не знаю, это очевидно, — продолжил Шадир. — Обстряпывает грязные делишки для своего хозяина, убирает навоз с арены и все такое… Зачем ему нужен мой десятник, — мне достался сердитый взгляд, — я тоже не знаю, вот так. Отвечать на мои вопросы Егор отказался. Вот это номер, да?
Контрразведчик посмотрел на меня, облизал тонкие губы.
— Еще вопросы есть? — мой командир откровенно давил, он, как и большинство полевых офицеров, к Службе надзора относился с презрением, и это еще Геррата на борту более-менее терпели потому, что у него имелся боевой опыт, и он, когда надо, брал оружие в руки, и защищал линкор вместе с остальными.
— Нет, — контрразведчик поднялся. — Но ты, Егор, подумай над тем, что я предложил.
Ничего он мне не предложил, и последняя фраза явно предназначалась для того, чтобы вбить клин между мной и Шадиром, посеять сомнения в душе последнего.
— У, крыса усатая, — пробормотал мой командир, когда мы остались вдвоем. — Поднимайся! Чего разлегся. Пошли отсюда.
— Я свободен? — я неуклюже поднялся, в затекших ногах закололо.
— Не только свободен, но и повышен… — Шадир хлопнул меня по плечу так, что я пошатнулся. — Полчаса назад в лазарете умер командир третьей центурии, и ее отдали Равуде. Ну а ты возглавишь вашу… знаю, что у тебя нет пятнадцатого класса, только тринадцатый… но война, куда деваться?
И тут я пошатнулся второй раз.
Сержант-хозяйственник разглядывал меня с таким видом, словно я признался в изнасиловании его жены.
— Ходют тут всякие, ходют, — проворчал он, потирая пухлую щеку, заросшую зеленоватой щетиной: волосы у всех веша разного оттенка этого цвета. — Воевали бы так! Чего нет?
— Это как «так»? — отрезал я. — Голыми руками, что ли? Ты хоть раз сам в бою был? Пулю на броню ловил?
После отсидки в карцере, пусть и краткой, и беседы с Герратом я был не в самом лучшем настроении, и новость о том, что я стал центурионом, меня тоже не особенно порадовала. Я не хотел командовать, не мечтал становиться офицером, все эти дурацкие армейские приколы в виде дисциплины и ответственности меня совершенно не веселили, и я предпочел бы, чтобы меня просто оставили в покое рядовым бойцом.
Ну разве что подальше от Равуды.
— Не твое дело, — буркнул сержант, с которым мы были в одном звании. — Жди давай. Сейчас все принесу.
Он поднялся из-за стола и уковылял в глубины склада, а я подумал, что мне сейчас достанется самое что ни на есть барахло. Интересно, какое добавочное снаряжение положено центуриону — понятно, что шлем с более мощной системой связи, но ведь должно быть что-то еще!
Веша громыхал чем-то за стеллажами, ворчал так громко, что до меня доносились обрывки фраз «ходют тут…», «воевал он…», «послужи с мое…», «никакого вот уважения…». Наверняка он нарочно тянул время, и мне оставалось только переминаться с ноги на ногу.
И я решил снова позвонить жене… ну не может же она посылать меня вечно!
— Да, — спросила Юля холодно, когда связь установилась.
«Ну хотя бы не «что тебе?» — подумал я обрадованно.
— Э, привет… — сказал я. — Просто поговорить… а то мы вообще не говорим же… Полная ботва же.
— Ну говори. Хотя о чем? Я жду, когда ты вернешься.
— И я жду! Я… — тут я ощутил, как в голове у меня что-то шевелится, словно щупальца ползли там между складками, раздвигали мозговую ткань, двигались медленно, но неостановимо, и это было так мерзко, что я содрогнулся, волна тошноты заставила меня согнуться.
— Что «ты»? Только о себе и думаешь! — выпалила Юля.
И тут я увидел жену — за рабочим столом у нее в больнице, за окном деревья во дворе, ворота, через которые как раз проезжает грузовик, на стене плакат с печенью в
