и постоянный тонкий звон не позволяет что-то расслышать.
Свет стянулся в точку и исчез, оставив после себя вид на разорванную половину вагона. Во все стороны торчали доски, прутья металла и какие-то загнутые в дугу швеллеры.
Сзади и спереди одновременно раздались раскаты грома. Нет. Это стучали металлические сцепки поезда, передавая кинетическую энергию следующему вагону.
Грр-р-р-рх! Звук укатился вдаль и смолк.
Писк в ушах прекратился.
Передо мной никого не было, и я порадовался, что жив и могу видеть.
Кажется, у меня все получилось.
Деревянные стенки вагона вдруг вспыхнули. Черт! Какая же температура вокруг? Как же я рад, что энергия аквамарилла меня не трогает.
Я поискал глазами тех, кто в момент взрыва стоял рядом. Бесполезно. Если они не испарились, то наверняка разлетелись на многие метры от вагона. Если вообще сохранили целостность тел. А-а-а! Что за мысли? Почему в такой ситуации кто-то впадает в панику, а я мыслю довольно холодно. Хотя, это ведь хорошо?
Я постарался пошевелить руками. К моему огромному удивлению, это удалось.
Вывернув руки из-за спины, я посмотрел на свои кисти.
Обугленные куски веревки упали вниз. Я был свободен! Вот только толстенные перчатки, реально похожие на обмундирования черных электриков, оказались примотанными к рукавам куртки скотчем, который ничуть не пострадал.
Я вцепился в скотч зубами и постарался отодрать. Но не тут-то было. Зубы соскальзывали с ленты, не причиняя ей вреда.
Вокруг меня разгоралось дерево и становилось жарковато. Вот теперь это был обычный огонь, а он ко мне не столь благосклонен.
Нужно выбираться. И причем быстро!
Я постарался подняться, опершись на руки, но едва смог сесть. Ноги затекли, тело слушалось отвратительно.
Я протянул руки к подбирающемуся ко мне пламени.
Получится сжечь перчатки? Может быть, огонь их расплавит? Понимание, что горячая резина нефига не приятная штука меня не остановило. Особенно если учесть, что эта резина будет плавиться прямо у меня в ладонях. Но это все ерунда. Без своего дара я как без рук, а руки срочно требовалось вытаскивать из этого уродского заточения.
Для пробы я решил поджарить левую руку. Я правша, так что невелика потеря, если придется залечивать ожоги какое-то время на левой руке.
Огонь уже полностью отрезал меня от выхода. Разорванный напополам вагон пылал.
Резина накалилась так, что я непроизвольно начал кричать. Миг и обжигающий расплав потек по моим пальцам. Как же больно!
Я видел, как кожа руки покрывается волдырями, и они тут же лопаются, образуя кровавую с черным смесь, облепляющую мою ладонь. Нестерпимо воняло горелой резиной и паленой кожей.
Едва смог шевелить пальцами. О том, что они двигались чудом, преодолевая нечеловеческую боль я даже не говорю. Я отдернул ладонь от огня и принялся срывать скотч, крепящий перчатку ко второму рукаву. Не сразу, но мне это удалось.
Правая рука была здорова.
Я протянул ее вперед и растопырил ладонь.
Из пальцев полетели молнии и вонзились в стенку вагона, еще не успевшую загореться. От нее валил дым, но языков пламени видно не было.
Сиреневые разряды крошили дерево в щепу, вырывая его из стены, образуя овальный проход прямо над полом. Я, не опуская руку, стал перемещаться ползком в сторону спасительного выхода. Отталкивался ногами и скользил по деревянному полу. Заноз набрал порядком, но мне на это было плевать.
Кусок стены наконец сдался, и я вывалился из вагона на щебень, отсыпанную вдоль железнодорожных путей. Упал с полутора метров и, кажется, на мгновение отключился.
Когда я смог приподнять голову со всех сторон к месту взрыва бежали люди.
Кто-то схватил меня под руки и поволок по острым камням подальше от огня. Кто-то кричал в самое ухо, спрашивая живой ли я, и есть ли в вагоне еще люди. Кричал по-русски, но смысл слов до меня доходил медленно.
Я кивал и мотал головой. Надеюсь, в правильные моменты.
Стало прохладней. Меня отнесли метров на пятьдесят.
С этого места открывалась замечательная картина моего яркого освобождения.
Прямо по центру путей лежала гора обломков, образовавшая подобие гнезда: в центре пусто, по краям доски и какой-то хлам. Диаметр этой воронки был не меньше десяти метров.
Состав разорвало и растолкало на такое же расстояние.
Завалившиеся части вагона горели. Обломки валялись по всей округе, до куда хватало взгляда.
Я поискал глазами тела тех, кто был со мной в вагоне, но ничего не нашел.
Вокруг суетились люди. Кто-то бежал с огнетушителями из соседних вагонов, кто-то кинулся вызывать полицию и пожарных, кто-то старался заглянуть в остатки вагона с той и другой стороны в поисках выживших.
Меня ненадолго оставили в покое. Кто-то сидел рядом со мной, но тихо, словно просто присматривал, чтобы я не завалился на бок или не сбежал, но все внимание моего соседа было приковано к месту взрыва.
За спиной вдруг зашуршала щебенка, будто по ней кто-то бежал со всех ног.
Сидящего за моей спиной оттолкнули, от чего он недовольно что-то буркнул, но его голос потонул в восклицаниях.
— Макар! Макар! Макар! Как же так⁈
Меня подмяли под себя, сгребли в кучу и покрыли мое лицо слезами, слюнями и еще непойми чем. Все это продолжалось какое-то время, пока я не вскрикнул.
Тот, кто меня прессовал, оперся своей тощей коленкой о мою обгорелую руку и вдавил ее в острый щебень.
— Извини! Извини! Извини! — раздалось у меня в ушах, и вес тела на руке исчез.
Почувствовав слабину, я чуть отстранился.
Передо мной сидела Олеся.
С заплаканными красными глазами, вся перемазанная в саже. Об меня обтерлась что ли? Но с улыбкой на лице и счастьем в глазах.
— Я узнала тебя издалека и подбежала, — затараторила девушка. — Сама не знаю, как узнала, но вот узнала и сразу кинулась к тебе. Ты как? Что с тобой? Говорить можешь? Ты не ранен? Может тебе врача позвать?
Я протянул здоровую руку и закрыл рот девушке — слишком много слов.
Она тут же замолчала. Я опустил руку. На светлой коже моей снегурки остался черный след.
— Как ты здесь оказалась? — я едва смог выдавить из себя этот хрип.
Откашлялся. Стало легче.
— Я на этом поезде ехала. Это почтово-багажный. Мы остановились. И тут взрыв. В вагоне переполох. Все рванули на улицу. Видим пожар. Бросились сюда. Я чуть поотстала. Подбежала, здесь уже оцепление организовали сами пассажиры. Вижу, кого-то живого тащат. Я стала пробираться ближе. Интересно же. Подобралась, а тут ты. У меня сначала ноги подкосились, а потом я к тебе бросилась.
— Что ты в поезде-то делала? — удивился я.
Даже сквозь сажу было видно, что Олеся покраснела. Девушка замолчала и опустила взгляд. Затем резко вздернула голову и посмотрела мне в глаза.
— Это знак! — уверенно сказала она. — Я точно знаю, что это был мне знак.
Ого! Это оказывается ради знака я чуть не сдох? Ну, кто знает? Пути господни неисповедимы.
— Ты-то как? — снова начала Олеся, но я ее перебил.
— Со мной все в порядке. Немного руку обжег и все.
— Как ты-то тут оказался?
— Ответ за ответ? — произнес я, вспоминая голос госпожи, пока я лежал в вагоне. К счастью, это был голос не Олеси.
— Вы знакомы? — вдруг встрял тот, что сидел до этого со мной.
Этим человеком оказался совершенно незнакомый крупный мужчина в каком-то простом одеянии и теплой шапке.
— Да-да, конечно! — воскликнула Олеся.
— Вы присмотрите за ним, я пойду помогать. Может там кто-то еще есть. Надо спасать. Вы никого там не видели? — спросил мужчина.
— Нет не видел, — соврал я.
— Ага, но я все равно пойду. Там от меня толку больше.
Он повернулся и быстрым шагом направился к месту пожара.
— Так и откуда ты здесь? — повторила свой вопрос Олеся.
— Ответишь на такой же вопрос? — спросил я девушку.
— Хорошо, — как мне показалось, нехотя произнесла девушка.
— Меня похитили из Новой Москвы и куда-то везли.
— Как? Кто? — глаза Олеси стали по пять копеек.
Девушка и так сидела, и смотрела на все это огромными от испуга и непонимания глазами, а сейчас они приобрели размеры анимэшных. Любой японец сейчас оторвал бы её от меня с руками и ногами. Да кто б ему дал.
Я улыбнулся, посмотрев в глаза Олесе.
— Это долгая история, но я обещаю тебе её рассказать. Теперь
