Ознакомительная версия.
— Много! — Лу-у расхохоталась и стала раскрывать передо мной ладонь — словно камешки в меня бросала. Четыре раза раскрыла. Двадцать разливов, значит, живёт. А на вид ей никак не больше шестнадцати. Значит, разливы тут — по земному календарю — примерно через каждые три квартала? Ну, чуть больше, чуть меньше… Точный возраст женщины — всегда загадка!
— Могу я послушать, что расскажет хур? — спросила Лу-у, отсчитав свой возраст.
— Можешь.
— Как я узнаю, что ты начал разговор?
— Зажгу свет. — Я включил и выключил фонарь на голове. — Сейчас лягу спать. Когда хур проснётся, зажгу свет.
— Свет, свет! — Она попрыгала на месте. Видно, ей нравилось узнавать новые слова вместе с новыми понятиями. — Спи! — разрешила она. — Я пока пойду в свою хижину.
Она подхватила ведро с водой, прижала к груди стаканчик и хотела убежать вприпрыжку, но вода плеснула ей на ноги, и Лу-у ушла в темноту спокойно, плавно, слегка покачивая бёдрами.
Невольно смотрел я ей вслед. По всем земным понятиям, прекрасная фигура у этой девчонки. Ничего общего с коренастыми приземистыми, будто «прямоугольными» женщинами племени ра или даже с грациозно-тяжеловесными лерами. И как угораздило меня залететь в такое любопытное племя?
Пленный дал мне поспать два часа. Потом завозился, засопел, начал плеваться и, видимо, ругаться. На своём, понятно, хурском языке.
Пришлось включить фонарь, натянуть его на голову, а затем — и мыслеприёмник на голову пленного.
Он, понятно, сопротивлялся, как мог, мотал головой, корчился, извивался, но руки и ноги его были связаны, и я довёл дело до конца. И тут же предупредил:
— Не снимай эту дугу с головы. Перестанешь меня понимать.
— А зачем мне понимать тебя? — нагло спросил он.
— Чтобы жить. Не будешь понимать — умрёшь.
— Всё равно вы меня сожрёте, — вполне философски заметил пленник.
— Будешь послушным — не сожрём, — пообещал я. — Отпустим. Но сначала поговорим.
— Даже мои предки так не издевались, — признался он. — Жарили пленников сразу.
— Почему ты решил, что мы тебя съедим? — спросил я.
— А зачем ещё брать в плен мужчин?
Мне показалось, что ответ его не лишён логики. Он шёл сюда за женщинами, и это ему понятно. И, значит, мужчин уводить в плен не собирался. А, следовательно, не собирался их есть. Уже хорошо!
О том, что мужчин уводят в плен ради рабства, он, видимо, не знал. Тоже прекрасно!
Я посадил пленника спиной к стенке палатки и, прежде, чем развязать руки, решил дать воды. Положено дать воды после слипа. И по медицинским соображениям и по гуманным.
Уже когда я зачерпнул воду стаканчиком и поднёс к его рту, в палатку вбежала Лу-у.
— У тебя свет, — сказала она. — Я пришла.
Увидав, что я делаю, она ужаснулась.
— Это же хур! — закричала она. — Зачем ты даёшь ему ста-кан?
Видимо, стакан казался ей величайшей ценностью.
— Чтобы он заговорил, — объяснил я. — Ему надо промочить горло.
— Ему надо проткнуть горло! — жёстко уточнила Лу-у. — Копьём!
В глазах пленника промелькнул ужас. Он же теперь всё понимал! Мыслеприёмники работали.
— Не бойся! — успокоил его я. — Если будешь слушаться, тебя не убьют.
От воды он, однако, отвернулся, демонстративно.
Я поставил стаканчик рядом с ним на землю и снова предупредил:
— Сейчас развяжу тебе руки. Захочешь пить — пей! — И показал на стакан. — Но не вставай. Встанешь — убью!
Он обвёл воспалёнными маленькими глазками палатку, как бы отыскивая оружие. Чем, мол, тут можно убить? Ни палицы, ни копья, ни камня порядочного… Лишь на поблёскивающем тёмно-зелёном куске слюдита задержался его взгляд. И презрительная усмешка перекосила скуластое, нездорового землистого цвета лицо. Видимо, он подумал, что этим камешком с детский кулачок его не убить. А больше ничего подходящего не видно.
Лиану на его руках я легко перерезал охотничьим ножом. И вот нож явно заинтересовал пленника. Он внимательно проследил, как опустил я его в ножны на поясе. Это был первый отчётливо заинтересованный взгляд моего невольного гостя.
Я включил камеру, и на плёнку пошла запись того, как разминал он затёкшие руки, как оглаживал сильные плечи, как устраивался поудобнее спиной к стенке палатки. В конце концов так и прилип к ней, поставив руки позади и вытянув вперёд, прямо под объектив, связанные мускулистые и грязные ноги.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Вук, — неохотно ответил он.
— Что означает твоё имя?
— Мохнатый зверь.
— У тебя есть жена, дети?
— Наверно, есть дети. — Он усмехнулся. — Жёны у нас общие. И дети — тоже.
«Групповой брак! — подумал я. — По Моргану — низшая стадия дикости. Может, это ещё и не племя, а стая?»
— Зачем вы шли к купам?
— Они знают. За женщинами.
— Вам не хватает женщин?
— Они умирают раньше мужчин. Вот и не хватает.
— А почему они умирают раньше?
— Не знаем! — Вук усмехнулся. — Боги знают. Колдун говорит: раньше умирает тот, кто достоин смерти.
Последние слова пленника полоснули меня как ножом. Они почти дословно повторили вошедшее в историю изречение одного из российских политиков самого конца двадцатого века. «Что ж, — сказал он публично и спокойно, — погибает тот, кто достоин смерти».
Он имел в виду, правда, не людей, а заводы и фабрики, которые, по его мнению, делали что-то не то или не так. Но за ними стояли люди, которых обрёк он на великую безработицу.
Он был внуком сразу двух прекрасных, безупречных писателей, но в историю вошёл как великий разоритель российской экономики и виновник гибели бесчисленного количества людей. Прежде всего — стариков, у которых отнял необходимые лекарства, достойную пенсию и возможность заработать на жизнь. Миллионы детей он сделал беспризорниками, тысячи жуликов — миллионерами.
Так вот, оказывается, кто товарищ тому давнему политику по уровню мышления — колдун бывших людоедов!
Позже, в двадцать первом веке, эти зловещие слова потомка двух писателей периодически возникали в самом различном исполнении на его роскошном кладбищенском надгробии. Единственный в российской истории случай долгого народного злопамятства…
…— Почему вы живёте в пещерах? — спросил я Вука. — А не в хижинах, как купы?
— В наших пещерах тепло, — ответил пленник. — А в хижинах у нас замёрзнешь.
Лицо его становилось напряжённым. Что-то он там, похоже, нащупывал за спиной. Но что там, у голой стены, нащупаешь? Может, какое-то насекомое его кусало?
Он заметил мои интерес не к словам, а к движениям, сейчас же вынул одну руку из-за спины, протянул к стаканчику и очень грамотно, неторопливо, отпил из него воды. Будто всю жизнь пил из стаканов.
Ознакомительная версия.
