Холодный всплеск испуга разом смахнул тёплую полудремоту. Пытаясь, сощурившись, привыкнуть к яркому солнцу, Керован рывком сел на кровати и осмотрелся.
Всё было в порядке, просто он ни как ещё не мог привыкнуть к несколько иному, нежели у землян, ритму жизни своей подруги. Она была здесь, рядом. Только стояла на балконе, подставив свою неестественно бледную кожу под красноватый каскад утреннего тепла. По всему, феррианка проснулась довольно давно и успела привести свою внешность в порядок, попутно позаботившись и Кероване. Рядом, на матово-голубом туалетном столике едва-едва дымилась чашка кофе. Чашка была новомодная, с термостатом, после прикосновения к гладкой чёрной керамике, Керован увидел проступившие голограммой цифры 55. Любимая температура для чашки кофе. Керован улыбнулся и отхлебнул.
– Спасибо, – сказал он, чувствуя приятный и необычный холодок, пробежавший по нёбу – будто кофе был с мятой, или с бергамотом. После первого же глотка остался привкус чего-то среднего между грецким орехом и свежим огурцом.
Жосинда услышала голос и повернулась к Керовану.
– Доброе утро, – в последнее время она добилась больших успехов в освоении русского языка и старалась чаще свои умения демонстрировать. – Ты сегодня с той ноги вставать будешь, или как?
– Угу, – Керован усмехнулся. Подняв глаза на проём балкона, он невольно залюбовался своей подругой.
После окончания военных действий на территории Файори феррианка отпустила длинные волосы, копна тёмно-синих кудряшек буйно и в беспорядке окутывала её тонкое лицо. Даже неестественная для землян бледность кожи, характерная для экваториальной расы Найсфейреррау, выглядела уместной и ярко манящей. Золотистым отблеском сверкнули из-под длинных ресниц чуть грустные глаза, перелив красок утреннего солнца заискрился в глубине зрачков, похожих на капли жидких кристаллов. На Жосинде не было ни единого предмета туалета, соответствующего феррианским направлениям моды. Белый пиджак строгого покроя оригинально сочетался с наивными брюками клеш розового цвета. Под пиджаком ярко выделялся сиреневый блейзер с высоким воротом, на серебряной цепочке тускло блестел кулон из финифти – подарок Керована. Самыми неординарными для такого костюма были блестящие чёрные босоножки.
Облокотившись на перила, Жосинда долгим и проницательным взглядом посмотрела на Керована.
И тут порыв ветра принёс целый сонм мелкого пуха с файорского золотистого тополя. Как будто звёздная пыль окутала феррианку, как будто лето уступило часть своей власти зиме. Тополиная метель показалась Керовану волшебной. Цепляясь за ткань пиджака и за кудри феррианки, пух едва заметно искрился золотом и красными полутонами солнечного света. Яркость красок и сочность оттенков казались невероятными, контраст светлых деталей интерьера с ослепительностью и насыщенностью того, что виднелось на улице, заставляли задуматься о реальности происходящего.
Керован закрыл глаза, а когда открыл их снова, Жосинда уже была рядом. Присев на край кровати, феррианка дотронулась пальцами до его лица и провела ими под глазами Керована.
– Э… А я думал кофе будет с лимоном, – Керован сказал первое, что пришло в голову.
– Тебе не понравился тэлким?
– Ого! Так это ваш знаменитый тэлким?
– Ну да. Есть ощущение, что ярче всё воспринимается?
– Да ещё бы! Слушай, я смотрю на тебя и… Ты просто прекрасна.
Жосинда тихо рассмеялась.
– Ты сейчас похож на одного персонажа.
– Какого?
– Ну, из одного стихотворения. Феррианского. Кажется, Джемар в своё время перевод сделал.
Задержав дыхание буквально на полсекунды, Жосинда стала говорить нараспев:
Холодные реки как сеть в изумруде,
Где сам изумруд – это лес и поляны,
Там горы подобные льда кусков груде
Возносятся в небо стремительно, рьяно.
Там солнца – светлей, чем в равнинах огонь,
Там небо – бескрайний простор синевы.
Там травы предгорий тонки – только тронь,
Рассыплются в миг на ручей бирюзы.
Я был там и видел, как чёрный фасад,
Наполненной светом небес колоннады,
Прекрасен, утопленный в девственный сад,
Где травы цветут лепестками торнадо.
Керован хмыкнул и продолжил на кирриоле:
Ты шла, будто в травах звездою плыла,
Твой шаг был неслышен и лёгок как свет,
А голос… Кого-то ты в даль позвала,
Быть может, мечтая услышать ответ…
Жосинда удивлённо подняла брови. Чуть наклонила голову и медленно спросила по-русски:
– Откуда ты знаешь кирриол? Я не давала тебе уроков, да и Джемар, как мне помнится, кроме Дитера никого не пытался обучить нашему языку.
– Я попросил Джемара научить меня читать вслух именно это стихотворение. Правда, оно длинное, всего я не помню.
– Да, у нас любят писать длинные стихи. Зная Джемара, можно только подивиться, как ему хватило терпения выучить всю поэму.
– Он читал её тебе?
– Почему-то на русском, в своём переводе. Правда, я не помню, кто автор, кажется, он вообще мне об этом не говорил.
– А зачем он вообще это читал тебе? – насторожился Керован.
– Успокойся, тебе не надо ревновать. Я люблю тебя и только тебя. Знаешь, иногда мне кажется, что ты больше феррианин, чем кто-либо другой.
– Больше чем Джемар?
– Не-а. Я имею в виду землян из нашего проекта. А читал мне он эту вещь для того, я так думаю, чтобы показать, как русский язык богат и разнообразен, и насколько удобнее пользоваться в общении именно им, нежели тем же немецким или английским. Если хочешь, он считает русский более удобным для понимания друг друга, хотя и более сложным в изучении.
– Это понятно. И ты говоришь, автора он не назвал?
– Нет. А кто автор, ты знаешь?
– Да. Арнгу Вилл Джемар.
– Быть не может! Разве он пишет стихи?
– Выходит так.
Жосинда вздохнула. Поднялась на ноги и посмотрела на улицу. Ветерок продолжал наносить в номер снежинки пуха, но их поток заметно поубавился.
На несколько минут повисло молчание.
– Помнишь, какое сегодня число? – медленно начал Керован. – Знаешь, если уж ты не сможешь остаться тут со мной…
– Я должна вернуться на Найсфейреррау, хотя бы на какое-то время. Кери, не надо об этом говорить так печально, это бессмысленно. Я всё равно к тебе вернусь.
– Ну да, через двадцать наших лет, а может и через тридцать.
– Ну и что? Ты же регенерант! Вот уж кому стоит убиваться так это мне, поскольку несмотря на феррианскую продолжительность жизни я буду стареть, а ты нет. И ещё не известно…
