— Чужие муки нам не в тягость, на лохов плюнь — не до тогооо!
Им дал приказ Тиберий Август, послал туда наш славный Август,
И лохи выполнят егоо!
А нам — подряды и заказы, налогов откуп даст нам Август,
За что и славим мы его.
Тут, конечно, сочинявшие, а точнее — досочинявшие того натурального «Орла» студенты-историки схалтурили, пожертвовав достоверностью ради стихотворного размера и рифмы. Ахерон — если реальный, а не мифологический, через который Харон мертвяков греческих в Аиде перевозит — речушка в Эпире, но завоюют его римляне ещё до Третьей Пунической, когда не будет ещё «того самого» Шестого легиона и в помине, а если речь о набегах даков, что куда вероятнее, так это уже времена ихнего Децебала и римских Домициана и Траяна, до которых при Тиберии ещё далеко…
— Под палестинским знойным небом, в сирийских шумных городааах
Манипул римских топот мерный, да аппетит наш непомерный
Заставят дрогнуть дух врагаа.
Калиг задротов топот мерный, предупрежденье «Quos ego!»
Заставит дрогнуть дух врага.
В этом, собственно, и секрет непобедимости ранней Империи — УЖЕ есть та элита, которая лоббированием своих интересов как раз и обеспечивает последовательную неизменность имперской политики от императора к императору, но ЕЩЁ есть в товарных количествах и те дрессированные зомбики, которые свято верят во впаренные им идеалы и готовы терпеть тяготы и лишения, а то и жизнь отдать — ага, за священный Рим и его цивилизаторскую миссию.
— Сожжён в песках Ершалаима, водой Евфрата закалёоон,
В честь императора и Рима, на страх и ужас перегринам,
Шестой шагает легиоон!
Отжать нам бизнес перегринов в честь императора и Рима
Шестой подряжен легион.
Но это в конечном итоге и надорвёт империю, когда кончатся у неё бездумно растраченные зомбированные герои, вместо которых «римские бабы ещё нарожают», но не от них ведь нарожают, а от просёкших суть жизни умудрённых циников, страдать и гибнуть за чужие ништяки не желающих, а яблоко ведь от яблони далеко не падает. Типа, «когда стране нужны герои, звизда рожает дураков». Легковерные восторженные балбесы — ценнейший ресурс любой империи, но он трудновозобновим, если его такими темпами транжирить, а ведь каков народ, такова и его элита, не приученная считать потери и соразмерять с приростом — бабы ведь ещё нарожают. Но верно и обратное — какова элита, таков и её народ, и если сама элита цинична, да ещё и бравирует своим цинизмом напоказ, то кто ж будет верить во впариваемые той элитой заведомо брехливые идеалы? Вот так и рушатся могущественнейшие, казалось бы, империи…
— Magnus Res et magna Patria, per iram Aquila — cura!
Victoriosus Legio est, Victoriosus Leio est
Et vivat Res, et vivat Res.
Victoriosus Legio est, Victoriosus Leio est
Et vivat Res, et vivat Res.
Этот последний латинский куплет мы не переделывали, оставив его, как он и был. Хотя тут, сдаётся мне, сочинивший его студент-историк то ли схалтурил, то ли попутал, потому как — судя по схематично набросанному боевому пути легиона — имелся в виду Шестой Железный, в натуре отметившийся и в Дакии, и в Сирии с Иудеей, где он образцово-показательно усмирил очередную еврейскую бузу. А «Победоносным» был прозван не он, а Шестой Испанский, кроме Испании действовавший в Галлии и Британии. Этот — не единственный, кстати — случай двойных номеров в римской имперской армии — наследие как раз и породившей Империю распри между Антонием и Октавианом. Шестой Железный достался Антонию, и когда Октавиан разлаялся с ним окончательно, то в пику ему мобилизовал поселённых в Испании дембелей-ветеранов того Шестого и на их базе сформировал свой собственный Шестой — Испанский. Ну а потом, когда Антоний войну просрал, а его армия сдалась победителю — ведь не расформировывать же теперь легионы-двойники, верно? Так они и остались в имперской армии с дублирующими друг друга номерами, но с разными названиями-эпитетами, да и расквартировывали их обычно в разных и далеко отстоящих друг от друга провинциях, так что путаницы это в Империи не вызывало. Дакия и Иудея — это Шестой Железный.
Но пока у нас на дворе, хвала богам, лето сто девяносто первого года до нашей эры, и времени на то, чтобы не допустить такого безобразия у себя — ещё вагон. И пародия эта наша похабная на того «Орла Шестого легиона» — как раз наглядное напоминание о том, чего нам никак нельзя допустить в нашем турдетанском государстве. Хотя, если уж честно признаться, ни о чём таком мы и не думали, когда «Орла» похабили, а похабили — просто, чтоб поржать. И тут добрая половина юмора — именно в манере исполнения на официозно-торжественный лад а-ля Гость Будды. Это ж всё равно, что «Однажды, в студёную зимнюю пору» на мотив гимна совдеповского горланить — и незамысловато, и старо, но ведь хрен догорланишь до конца, не заржав при этом как сивый мерин. Вот и мы тут таким же примерно образом прикалываемся. Юлька — и та в конце концов в юмор въехала и прикололась, хотя в первый раз была жутко возмущена этим нашим «попранием святого», а теперь вот и обе гречанки хохочут, пока Велтур — нескладно, конечно, и без некоторых выдающих наше знание будущего подробностей — переводит им смысл песни на греческий. Типа, не знаем мы будущего ни хрена и не предвидим, просто два плюс два складывать умеем и тенденцию вычислять…
— Так вы, значит, считаете, что Рим овладеет даже Сирией и дойдёт до Евфрата? — поинтересовалась Аглея.
— Ну, дойти-то он, может быть, даже и ещё дальше дойдёт, — огорошил я её, имея в виду пик римской имперской экспансии, когда при Траяне захватили Месопотамию, а при Адриане даже к берегу Каспия вышли в Закавказье.
— Неужели как Александр?
— Думаю, что попытки будут, — ага, в реале Красс Тот Самый обломится, Цезарь Тот Самый готовиться будет и как раз из-за этого с царскими амбициями переборщит, что его и сгубит, да Антонин Каракалла уже после Траяна с Адрианом — ну, того тоже грохнут превентивно в процессе подготовки, — Но вряд ли они будут настолько же удачными — слишком много будет забот дома, которых не было у Александра. Ведь все земли вокруг Внутреннего моря в руках будут, а не одна только маленькая Македония…
— Вместе с Элладой она не так уж и мала, — возразила Хития, — Добрая половина полисов спала и видела, как бы им из-под этой македонской гегемонии выскользнуть, а Лакедемон и вовсе оставался непокорным ни Филиппу, ни Александру…
— И какое войско мог выставить тот Лакедемон, давно уже лишившийся даже Мессении? — хмыкнул я, — Сколько там оставалось тех спартиатов?
— Маловато, конечно, — признала спартанка, — Алчность немногих, порождённая богатой добычей Пелопоннесской войны, погубила Спарту и её народ.
