— Спокойно!..
— Вы не понимаете — Полупридушенно зашептал Сажа — Это то, что мы предполагали теоретически. Но увидеть такое самому… О-о!
— Тихо, ты. Нам нужно убираться отсюда. Как я понимаю, скоро эта дрянь в центре начнёт переваривать гостинцы прикордонных вояк и нам лучше быть где-нибудь подальше отсюда. Так, или я ошибаюсь?
— Ну, не так примитивно… Но думаю, что вы правы. И нам действительно лучше уходить. Осталось совсем немного времени.
— Сколько?
— Часов пять-шесть. Видите, как сгусток плазмы в центре э… «пузыря» меняет цвет? Так вот: как только температура внутри достигнет определённого предела — мгновенное высвобождение энергии. А потом… Даже не знаю…
Подняв отряд, мы рысью, почти бегом направились к границе «блуждающей земли», сбивая ноги и с вывернутой наизнанку «дыхалкой», неимоверным усилием ускорились. Пятнадцать километров… Мусорная гора на горизонте была уже так близко и так далеко одновременно. Судороги земли становились всё сильней и сильней. Пару раз я падал, но поднимался, безудержно матерясь в микрофон и подгоняя и так всё понимающих бойцов. Семь километров… Мы почти вышли, но сильной помехой были частые, всё усиливающиеся толчки почвы, похожие на предсмертные судороги умирающего, да усиливающийся гул в ушах от огромной, адской нагрузки мешал чётко осмысливать всё величие и необычную исключительность наблюдаемого явления. Михай упал. Я вернулся к группе и вместе с Николаем мы подхватили упавшего молдаванина и потащили верёд… Нам нужно только вперёд!.. Триста метров… Тряска уже не прекращалась и всё пространство вокруг залило ослепительно белым светом, гул в ушах перерос в надсадный вой, замерший где-то на высокой ноте и не оставивший места другим звукам… Сто метров… Двадцать … Десять… Не стоять! Вперёд!..
Свет стал нестерпимо ярким, гул и вой заполнили всё вокруг и… ТИШИНА. Звонкая тишина и свист ветра. Очнулся я уже стоя на коленях, а Норд вливал мне в глотку коньяк из фляжки.
— Командир — Голос друга срывался от напряжения и радости — Мы вышли. Всё.
— По… Потери? — Голос был сорван, я мог только хрипеть, но Юрис понял.
— Все живы, земля эта исчезла. Мы почти на Свалке. Сам не знаю, как выбрались.
— Я знаю — Голос снова сорвался на сип — Ножками, брат, ножками. Полчаса привал, я и ты в первую смену. Потом по обстановке…
Хриплый смех, больше похожий на кашель бы мне ответом. В конце концов, я тоже рассмеялся. Хорошо быть живым. А уже через два часа быстрого марша, наш потрёпанный отряд вышел к опорному пункту «Долга», откуда до внешних постов базы группировки уже рукой подать. Поле боя осталось за нами.
На внешнем блокпосте было очень оживлённо для четырёх часов утра. Возле шлагбаума скопилась длинная очередь из пеших групп сталкеров, довольно громко выражавших своё неудовольствие тем обстоятельством, что теперь каждый прибывающий подвергался формальному досмотру и регистрировался у усталого сержанта, который сидел в переоборудованном для этих целей бытовом вагончике. Общался он с желающими пройти на базу группировки сквозь узенькое окно, прорубленное специально для этих целей в задней стене вагончика и забранного частой решёткой из сварной арматурной сетки. Над окошком было красными трафаретными буквами оттиснуто: «БЮРО ПРОПУСКОВ», а ниже значилось: «Круглосуточный режим работы. Просьба: не направлять оружие в стону сотрудников. За невыполнение — расстрел на месте». Пока наша потрёпанная команда заняла места в длинной веренице желающих пройти, со стороны свалки подтянулся обоз из пяти подвод сопровождаемый бойцами с нашивками взвода охраны «Долга». Эти ребята занимались буквально всем: конвоировали и охраняли задержанных, а также сопровождали караваны грузов предназначенных для нужд клана. Я, улучив момент, подошёл к старшему с лейтенантскими знаками различия на почти незаметных, еле видных, выточках обозначавших погоны. Такие меры предосторожности лишними не были — будь звёздочки чуть более заметны, то караванщики быстро лишатся командира.
Это был парень примерно моих лет. Лицо его, осунувшееся и вытянутое, было покрыто недельной щетиной, черты заострились, а под воспалёнными карими глазами залегли тёмные синие круги. Раньше мы не сталкивались, поэтому он ни как не прореагировал на моё приветствие и оживился только в тот момент, когда я назвал фамилию Василя и попросил передать особисту, что нахожусь у внешней границы периметра. Бросив нечто вроде «Ладно, передам», лейтенант дал отмашку замедлившему было движение обозу, для которого охрана блока уже расчистила дорогу и подняла шлагбаум. Теперь оставалось только подождать, пока «водила»[11] шепнёт заветное слово Василю или кому-нибудь из особистов. Ничего особенного сообщить у меня не было, просто ребята вымотались сверх всяких пределов. Да и сам я чувствовал, что силы на исходе. Сказывалось большое напряжение, рейд получился не простым. Спать не хотелось — благодаря методике «волчьего» сна, я достаточно хорошо высыпался во время нечастых остановок, но вот напряжение последних десяти суток давило с тяжестью десятитонной чугунной плиты. Мысли не путались, но в голове стояла звенящая, напряжённая тишина, от чего иногда хотелось просто лечь на землю и ни о чём не думать часов сто — сто пятьдесят.
В ожидании прошло около сорока минут, очередь медленно, но верно двигалась. За нами образовался «хвост» из всё прибывающих и прибывающих групп сталкеров и отдельных бродяг, которые с изумлением и явным недовольством комментировали нововведения «долговцев». Мои артельщики держались хорошо. Только Михая приходилось передвигать с места на место. Андрон и Сажа соорудили сапёру нечто вроде табуретки из найденного неподалёку дырявого оцинкованного ведра и походного коврика. Парень терпел, хотя видно было, что держался он из последних сил. Рана не зажила окончательно. Да и где бы ей затянуться, коли последние десять суток прошли в сумасшедших «рывках» и беспокойных, коротких привалах.
Возле будки «бюро пропусков», наметилось некое оживление, а через пять минут в нашу сторону прошёл капитан из особого отдела, которого я помнил по визитам в это заведение и пара бойцов из дежурной смены с бордовыми грязноватыми повязками на левом рукаве у каждого. Узнав меня, особист кивнул сопровождающим и сделал жест приглашающий идти с ними. Подхватив Михая под руки, наш небольшой отряд прошёл внутрь периметра. Там, за будкой «бюро», нас поджидал хмурый, осунувшийся Василь с тоненькой пачкой прямоугольных листков выполненных из жёского коричневого картона. Протянув их мне, Василь только кивнул и ногтем большого пальца правой руки, которой подавал пропуска, отчеркнул одну строчку на обороте верхней картонки. Там было всего пара слов и несколько цифр: «Завтра, КПП — 14.30». Я только кивнул и мы разошлись…
