закурил.
— Господа, я не знаю как вы, а мне не хочется сложить голову в горах Кавказа, — Лермонтов, как бывалый, но все же молодой, сильно нервничал.
— Михаил Юрьевич, так вас никто не заставляет идти. Скажитесь больным, а мы глянем, может, там и нет Шамиля, — спокойно предложил Вадим и выпустил колечко дыма в потолок.
— Как ты столько куришь? — Захарченко сел поудобнее на диван с подушками, — Риск — дело добровольное, Михаил Юрьевич. Я был с вами в бою и знаю, что вы не подведете.
Лермонтов задумался. Он мог дождаться решения из Петербурга, пара жалобных писем его знакомых или бабушки и действительно впечатляющие заслуги могли размягчить государя. Поэт нервно стучал ногой и в голову приходили только мрачные строки.
— Я с вами, — он хлопнул по столу, чем напугал хозяина, который нес тарелки. Обошлось без эксцессов, но армянин ушел икая.
— Другой разговор! — Захарченко хлопнул подпоручика по плечу, — Тогда решено!
Они подняли кружки с вином.
* * *
Утро началось с ведра холодной воды. Захарченко даже не пискнул, только шмыгнул носом и уставился на пожелтевший потолок. Через дырку в шторе прорывался луч света, который упал прямо на лицо Лермонтова. Поэт кривился, но просыпаться не спешил. От ведра холодной колодезной воды его спасал только разыгравшийся у Ефима ревматизм спины. Старый денщик оперся позвоночником на спинку табурета и смачно хрустнул.
— Знаешь Вадим, я даже не удивлен, — Захарченко остался лежать в промокшей кушетке. У него затекла рука, но Михаил чувствовал, что день выйдет на редкость паршивым и не спешил вставать, — я все не могу выбросить из головы лицо.
— Какое лицо? — Вадим сидел над стопкой писем из Питерского университета и не спешил отвлекаться.
— Ты не поверишь, но женское. Я увидел его в одном приставучем облаке.
Вадим прекратил писать извинения для университета, что не сможет прочитать лекцию этим летом.
— А если поподробнее?
— А чего подробнее? Милое такое, загорелое. Она что-то говорила, но я не понял.
— Может тебе Студенту показаться? — Вадим отложил ручку и потянулся, — Ефим, оставь поручика, пусть поспит.
— Ох, вашблогородь.
В дверь постучали. Вадим открыл дверь, встретив на пороге майора Мартынова в черкеске и папахе. Он встретился с Вадимом глазами и замер. Щека майора дернулась как от пощечины.
— Николай Соломонович? Рад вас видеть, — Вадим пожал вялую руку майора.
— Я тоже, — он побледнел и прошел в зал, — Мишель, хватит валяться.
Он прошел мимо Захарченко прямо к Лермонтову.
— Майор? Чем можем помочь? — Захарченко сел и принялся застегивать верхнюю пуговицу мокрой рубашки.
— Да я по военным вопросам, — Николай Соломонович скинул сапоги с кресла и сел.
Заскрипела дверь спальни, из которой в зал выглянула смуглая красавица с черными волосами.
— Это не мое, — удивился Захарченко.
— Мое! — вскочил Лермонтов и выпроводил девушку из квартиры, задержавшись расплачиваясь.
— Хкем, — майор откашлялся, привлекая внимание, — больше посторонних нет?
Он бросил взгляд на Ефима, который наливал господам чай из самовара.
— Лишних нет, Никола, — Михаил Юрьевич сел за стол и зевнул, — говори что хотел.
— Меня послал к вам Несторов, сказал прихватить артиллерию. Формально вы под моим началом, — Николай посмотрел на Мишель, — не формально, вы ведете меня и три взвода пластунов на дозор.
— Ну, должен сказать старику спасибо и на это, — Захарченко пожал Николаю руку, — буду рад вашей помощи.
— Куда мы пойдем, вы не скажете?
— Недалеко, через день вернемся уже, — вмешался Вадим, прежде чем Захарченко ответил, — господа, собирайтесь, буду ждать вас во дворе. Не спешите.
Он поднялся и вышел во двор, где уже ждали груженные повозки в окружении из громко спорящих казаков и ветеранов Вадима. У въезда во двор остановилась карета, но казаки оцепили квартал и никого не пускали.
— Господа?
— А, это вы, — к Вадиму повернулся знакомый хорунжий, — эти господа, не пускают нас досмотреть повозки, говорят что все собственность некоего Беркутова.
— Верно, повозки, их груз и люди — моя собственность, чем могу помочь? — улыбнулся Вадим, но как-то холодно, отчего казаки неосознанно потянулись к оружию.
— Так, город военный, должны досмотреть, — нашелся хорунжий.
— Так и я не мальчик с улицы. Представьтесь!
— Хорунжий Лев Львович.
— Лев Львович, а у вас всех мужчин по отцу называют?
— Только первенцев, — хорунжий не понимал в чем проблема.
— Так вот, когда покажите разрешение патрулировать улицы, тогда и поговорим. А пока вы гости, которых могу досмотреть я, ведь у меня есть разрешение, — Вадим похлопал себя по нагрудному карману, где зашелестели конверты с письмами.
— Вадим? Вадим! Да пропусти, черт вас дери! — от остановленной кареты послышался знакомый голос Василия Германовича, — ухх.
Последнее прозвучало как удар по животу.
— Наших бьют!
Вадим не столько видел, сколько услышал, что Василия сопровождал Щербатый. Щербатый только успел дать зуботрещину ретивому казаку, который повалил Василия, как его огрели нагайкой по руке. Лев Львович дернулся от чувствительного толчка дулом револьвера под ребра от Вадима. Машинальным движением ветераны достали револьверы, а казаки шашки. Повисшую тишину прервали раскрывшийся двери балкона. Захарченко, стоя в одних брюках, держал два револьвера. Он побежал на крик и теперь стоял, щурясь от яркого света.
— Капитан Захарченко, всем стоять!
— Вадим, Михаил, да что за безумие? У меня документы о проведении испытаний от ГАУ! — Василий поднялся с земли. Его белый костюм испачкался в пыли и не подлежал восстановлению.
ГАУ знали все, главное артиллерийское управление уважали и боялись. Император создал управление для контроля качества казенных заводов и принятия на вооружение стрелкового, холодного и артиллерийского вооружения. Раньше ходили проверяющие, или управляющие заводов отчитывались лично императору, с тысяча восемьсот сорокового года этим занималось управление.
— Лев Львович, вы зачем пришли? — спросил Вадим, не убирая револьвер.
— Я услышал, что в город привезли новое оружие, хотел посмотреть.
— От кого услышали? — заинтересовался Вадим.
— От дозорных, ах, — Лев Львович взвизгнул от сильного толчка в почку, — честно. Отец просил узнать, где вы покупаете такие винтовки.
— Мы их не покупаем, мы их делаем, — Вадим убрал револьвер, — а он, продает.
Вадим показал на отряхивающегося от пыли Василия.
— Все господа, вольно! — скомандовал Вадим и пошел здороваться с Василием.
Захарченко на балконе убрал револьверы и отодвинул Лермонтова с дороги, чтобы зайти в квартиру. Ветераны молча убрали оружие. Щербатый в аккуратном костюме и парике потер ушибленную руку и пошел помогать разгружать карету.
— Рад, что ты пришел, — поздоровался Вадим.
— А я, вот что-то не очень. Мне и в столице хорошо жилось, там такиииие дамы, — Василий улыбнулся своим мыслям.
— Здесь не хуже. Видишь вон того сопляка? — Вадим показал на Льва Львовича.
— С тоненькими усиками?
— Да. Это сын
