как раз нашёл он. И автомобиль купили с его подачи. Он взял не новый, уже пользованный. Один из барнаульских пижонов решил продать автомобиль и купить новый, потому как этот начал барахлить.
Тут я вспомнил бородатый анекдот про новых русских и их машины — тот, который: «Ты колеса пинал? А руль вертел? И фарами мигал? Тогда извини, не знаю, как тебе помочь».
Меняются миры, меняются времена, но не меняются люди.
Что ж, нам это только на руку. На разбор и бэушная машина сгодиться. Заодно инженеры посмотрят, какие узлы в машине слабые, и как их можно укрепить. Ну и сэкономленные деньги, конечно, это очень хорошо!
Ещё из новостей — Егорка начал учиться лекарскому делу. Не совсем лекарскому, конечно, а разным травкам, минералам и другим веществам, которые можно использовать в лекарском деле. Оказалось, что у него есть способности в этом направлении.
Это он, ухаживая за матушкой, заинтересовался. Ну, Прасковья с ним и поделилась знаниями.
Кстати, матушка Тихона и Егора пошла на поправку, уже встаёт и выходит на улицу. Понятно, что с помощью Любавы и Егорки, но тем не менее.
Новости были хорошие, настроение от них поднялось. И всякие мелочи, такие, как нестыковки в поведении и словах Мо Сяня, ушли на второй план.
Я попросил бумагу и чернил, и сел писать ответ. Нужно было дать распоряжения по автомобилю.
Эх, мне бы сейчас дома оказаться! Потрогать все эти железки, покрутить их в руках.
Особого таланта к технике у меня и в том мире не было, да и в этом не очень. Но всё равно было интересно, как оно там всё устроено. Всё ж таки автомобиль для этого мира — диковинка.
Ладно, вот закончу академию, вступлю в права, и больше никто не помешает мне заниматься производством «Автомобиля Корнева»! Ну да, пафосно! Но приятно!
Закончив письмо для Егора Казимировича, я отдал его Мо Сяню.
Он принял письмо с поклоном и сказал:
— Успею ещё отправить.
— Хорошо, — согласился я. — Поспеши!
И Мо Сянь ушёл.
А я остался в одиночестве.
Но не долго я оставался один. В мой закуток начали собираться ребята.
Помня, какой разгон им устроил главный лекарь, они старались действовать тихо, громко не разговаривали, не шумели. Прошли потихоньку и кто сел на край кровати, кто остался стоять. Собрались все, кто на данный момент был в медблоке. В общем-то все мои друзья. Кроме Олега Довлатова, конечно. Он тоже мой друг, но сейчас его тут не было.
— Я слышал, ты взял новый уровень! — спросил у меня Глеб.
И я сразу же напрягся. Всё, что узнавали Глеб с Данилой, становилось известно всем.
Но мне совершенно не нужно было, чтобы о моём возвышении узнали мои враги. Поэтому я решил поговорить с друзьями прямо.
— Глеб, — обратился я к товарищу. — У меня к тебе есть большая просьба. К тебе и к остальным.
— Если ты про то, чтобы молчать про пустошь, — перебил меня Глеб. — То Полина нам всё уже объяснила.
— И что же она вам объяснила? — спросил я.
Дело не в том, что сказала парням Полина. В ней я не сомневался. Дело было в том, что парни усвоили. И этот момент однозначно нужно было проконтролировать. Потому как плавали, знаем!
Полина дёрнулась было что-то сказать, но я остановил её.
— Подожди, Полина! Это важный момент! Я хочу послушать Глеба!
Глеб смутился:
— Почему сразу меня? — спросил он.
— Просто так, — ответил я. — Просто вопрос касается жизни и смерти.
— Ты преувеличиваешь, — вмешался Данила, видимо, решил защитить друга.
— Ты так думаешь? — перебил его я и демонстративно оглядел больничную палату, точнее, свой закуток.
Данила дёрнулся что-то ответить и замолчал.
— Вот именно! — подвёл я итог. — Мы бы не оказались тут, если бы я преувеличивал. А потому я хочу знать, что вы усвоили из того, что сказала Полина?
— Никто не должен узнать, что изменения в нашей культивации произошли благодаря пустоши, — заученно произнёс Глеб.
Остальные согласно закивали.
— Нет, не так! — обломал я друзей.
Друзья, включая Полину, удивлённо уставились на меня.
Выждав паузу, я сказал:
— Все ваши изменения произошли благодаря занятиям и тому, что вы активно тренируетесь! Всё потому, что в академии хорошие преподаватели.
— Но ведь это же одно и то же, — не смело произнёс Данила.
— Нет, не совсем. По факту да, ты прав. Но по настрою, если держишь в голове, что никому нельзя говорить, значит, обязательно проговоришься. А вот когда точно знаешь, что нужно отвечать на вопросы, то именно так и ответишь.
Ну не рассказывать же ребятам про работу мозга и всевозможные приёмы работы с информацией? Они ведь просто не поймут. Потому что в этом мире психология ещё не настолько развита.
Да о чём я говорю?! В этом мире ещё и науки такой нет!
— Понятно, — серьёзно кивнул Глеб.
— Теперь про мою культивацию и наши совместные медитации…
— Про это нельзя говорить, — догадался Глеб.
Я кивнул:
— Даже среди своих, — сказал я. — Потому что мало ли кто услышит ваши слова.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — снова проговорил Данила, но на этот раз его голос прозвучал совсем не уверенно.
— Как ты думаешь, откуда взялись слизни в нашей с Сеней комнате? — спросил в ответ я.
Ребята промолчали.
А я нашёл взглядом Сеню.
— Кстати, Сеня, может, ты что-то знаешь про это? Или подозреваешь кого?
— Нет, — вымученно ответил Сеня. — Я думал над этим и ни к чему не пришёл.
Я кивнул. Я хотел поговорить с Сеней, но наедине. Нужно было его расспросить, что он думает про ситуацию со слизнями и узнать, что с его культивацией? Получилось ли у Аи исправить дефект, которым наградил Сеню нерадивый служитель культа.
Но при всех обсуждать с ним я это не мог. Во-первых, про оборотничество — это тайна. А во-вторых, Сеня вряд ли при всех откроется, даже если и знает что. Потому что есть не малая вероятность, что за всем этим стоят Волковы. А Сеня против рода не пойдёт.
В общем, я отложил разговор с Сеней. А пока нужно было объяснить Глебу и Даниле, что болтун — находка для шпиона.
— Глеб, Данила… Вы лучше других здесь знаете, через что я прошёл. Вы были на похоронах… — сказал я.
Парни кивнули, а я вдруг почувствовал ком в горле. Даже не думал, что воспоминание о гибели в общем-то чужой семьи так сильно зацепит меня. Видимо, я окончательно вжился в роль Володи Корнева.
А
