— сказала я. — Так это происходит. Иногда.
Айк поперхнулся и долго-долго кашлял. Гораздо дольше, чем было необходимо.
После занятий мы отправились в бассейн. Ещё одно помещение, поражающее размерами. Сколько бы ни набиралось народа, оно всегда казалось почти пустым. Всегда можно было найти себе какой-нибудь участок и спокойно поплавать в голубоватой подсвеченной воде.
Плыли синхронно. Сначала в одну сторону, до третьего буйка, потом — обратно. Не соревнуясь, просто наслаждаясь процессом и разговаривая. Я вынесла любовь к воде из раннего детства, и до сих пор плавание меня успокаивало. Кроме того, посещение бассейна давало дополнительные баллы по физподготовке.
Тут-то Айк и узнал о моей проблеме.
— Что значит, «зачем зло»? — не понял он поначалу.
— Я не вижу его смысла в общей концепции, — сказала я.
Голос звучал глуховато из-за закрывающей лицо маски.
Наш вид, при всём его совершенстве, физиологически плохо приспособлен к плаванию. Нам приходилось носить маски, чтобы не задыхаться, когда вода хлещет в носовые щели. Нам приходилось надевать специальные «перчатки»-перепонки, чтобы движение руки двигало вперёд тело. И всё равно сравниться с рыбами мы не могли.
Помогала и обтяжка. В числе прочих удивительных свойств материала, из которого её создавали, было и такое. Когда нужно было плыть, обтяжка становилась скользкой, как рыбья чешуя, и сопротивление воды сходило на нет.
— Он же очевиден! — воскликнул Айк.
— И чего ты от меня ждёшь? — спросила я. — Чтобы я сказала: «Ох, точно!» — и всё поняла? Хранительница не сумела объяснить мне этого понятно, но твоё «он же очевиден» исправило ситуацию!
Айк помолчал в развороте, потом миролюбиво сказал:
— Мозг взрывается, когда ты огрызаешься, не убирая белой ментомы.
— У меня мозг взрывается, когда я пытаюсь осмыслить необходимость зла в мире, обречённом на уничтожение.
— Говорю же: не пытайся понять, — вмешалась Нилли. — Просто сделай, как просят, и всё. Я так и поступила.
— Ну и бестолочь! — возмутился Айк. — Алеф совершенно права. Нужно задавать вопросы. Что ещё важнее — нужно задаваться вопросами, иначе мы так и останемся бездумными исполнителями. Представьте себе… Алеф, тебе, наверное, будет проще. Представь себе, что ты идёшь вечером к себе домой. Я имею в виду твой дом на земле.
— Сложно представить, — отозвалась я. — Не решилась бы оказаться на улице после заката.
— Вот! Я ведь смотрел снятые там сюжеты, представляю, что творится.
Вряд ли он представлял…
— Постарайся вообразить. Ты идёшь домой и вдруг видишь, как пара-тройка безумцев избивают одного. Он уже лежит без движения. Что ты сделаешь?
— Пройду это место как можно скорее, не привлекая к себе внимания, — сказала я, не задумываясь.
— А если у тебя есть силы вмешаться? Если ты можешь без проблем одолеть даже десяток безумцев?
— Тогда я вмешаюсь и одолею безумцев.
— А если у тебя есть эти силы, но ты увидишь, как все участники предыдущего сюжета просто спокойно разговаривают?
— Тогда я просто пройду мимо, не ускоряя шаг. К чему ты клонишь, Айк?
Мы развернулись опять, поплыли обратно, в направлении душевых.
— В этом смысл, ответ, — сказал Айк. — Ты — это Кет. Ты применишь силу, когда в этом есть смысл. Но ты — против насилия, поскольку ты — разумное существо. А Кет — порождение хаоса. Поэтому он скорее поможет тем, кто избивает беззащитного, правда, в итоге пожрёт и их. Если в мире совершенно нет зла, то… наверное, Кет его даже не заметит. Пройдёт мимо, не ускоряя шаг. Ему нужно за что-то зацепиться, иначе мы просто выстрелим вхолостую.
Я молчала. Я всегда молчала, когда вынуждена была понять то, чего не хотела принимать. Айк объяснил более чем доходчиво. Даже Нилли притихла. Но Айк не обращал внимания на Нилли.
— Если хочешь, могу помочь, — сказал он. — Приоткрой мне свой мир, я населю его злом. Я спец по злу. Самый главный, самый основной.
Это я знала с самой первой нашей встречи. Но все измерения этого откровения поняла лишь сейчас. Айк был очень важным для Общего Дела.
— Твоё вмешательство будет видно, — сказала я. — Сама что-нибудь придумаю.
— Алеф, я не настолько глуп, чтобы предложить тебе помощь с учебным проектом. У тебя ведь есть свой мир, другой.
Я вспомнила о пауках.
— Если хочешь, приходи в лабораторию сегодня ночью. У меня есть допуск. Посидим пару часов, и ты поймёшь, что нужно делать самой дальше.
— Откуда у тебя допуск в лабораторию?! — изумилась Нилли.
— Спроси, откуда у меня мой гениальный ум! Спроси про искромётное чувство юмора! Красоту, которой не может похвастаться ни одно живое существо ни в одном из имеющихся миров! Но нет. Её интересует низменный, презренный допуск в лабораторию. Виллар в чём-то прав: мы ужасны и безнадёжны. Отвернув душу и разум от по-настоящему важных материй, сконцентрированы на каких-то жалких мелочах, которые…
— Откуда. У тебя. Допуск. В лабораторию? — грозно повторила Нилли.
Айк обиделся и не сказал ни слова до самого конца заплыва.
* * *
— Ты довольна? — спросила я, тряся онемевшими пальцами в воздухе.
— О да! — Нилли перевернулась на спину в своей капсуле и уставилась в потолок. — Хотя ты должна быть довольна куда больше, ведь ты рассчиталась.
— Не понимаю, чем тебя не устраивает массажный режим капсулы. — Я подошла к иллюминатору. Шло время, но смотреть в бесконечность мне не надоедало. Безграничье затягивало.
Наверное, каждому надо хотя бы раз это увидеть. И мне бесконечно жаль тех, кто остался на земле. Кто лишь на экранах и голограммах сможет увидеть бледное подобие этого волшебства.
— Так я учусь доверию, — сказала Нилли.
— Прости, что?
— Ещё один оборот, и мы сможем собирать пятёрку, Алеф. Пятёрка — это доверие за гранью того, что доступно мне или тебе сейчас. Это — раскрытие души.
— С какого боку здесь массаж?
— А как связан спортивный зал с развитием духа?
Уела. Об этом я не подумала. Оставалось лишь хмыкнуть.
— Я смогла расслабиться под твоими руками и сейчас, после, чувствую себя лучше, чем до. Я ощущаю умиротворение.
Это я видела сама по её ментомам.
— Для меня это серьёзный шаг, Алеф, — сказала Нилли. — Тебе тоже нужно
