задуматься о таком. Когда нужно будет объединиться, ты не сумеешь отделаться белой ментомой. Тебя это не пугает?
Меня это пугало до дрожи.
— Это просто слабость, — сказала Нилли. — И её можно прорабатывать, как и всё остальное. Но если ты боишься даже прорабатывать…
— Я ведь дотронулась до тебя. Наверное, со мной ещё не всё потеряно.
— Это другое, не прикидывайся дурочкой. Ты всегда готова помогать. Готова отдавать. Но принимать ты пока не умеешь. А это необходимо.
— И что ты предлагаешь? — Я села на краешек своей капсулы. — Позволить тебе разминать мне мышцы?
— Вряд ли… Боюсь, они будут до такой степени напряжены, что я ничего не смогу сделать. Начнём с малого.
— И какое оно, это малое?
— Позволь Айку помочь тебе.
— Айку? — удивилась я, спрятав удивление за белой ментомой. — Но… Мне не очень-то и нужна его помощь.
— Именно. Я же сказала: начнём с малого.
— «Начнём». Ты пойдёшь со мной?
— Нет! У меня все мышцы как кисель, чувствую себя медузой в океане. Поэтому я буду спать, заодно почищу контуры. А тебе — удачи!
Она сложила руки на груди, закрыла глаза, и крышка, подчинившись мысленной команде, опустилась на капсулу.
— Дерьмо, — только и сказала я.
Сколько прожила на земле — и умудрилась сохранить чистоту речи. А здесь… Общение с Айком обогащало мой лексикон чуть ли не каждый день. Хорошо хоть пока у меня хватало соображения не ляпнуть что-то подобное при учителях.
* * *
Айк ждал меня возле лабораторной двери, как и обещал.
— Знал, что не вытерпишь, — подмигнул он мне. — Ну что? Сотворим немного зла?
— Разве что малость, — устало вздохнула я.
День был тяжёлым, а поспать доведётся нескоро.
Считав моё состояние, Айк заторопился. Он достал из кармана комбинезона нечто скомканное и полупрозрачное. Развернул. Оказалось — перчатка. Он натянул её на руку и положил на замок, который тут же сработал, и дверь открылась.
— Мне не следует спрашивать, что это такое?
— Не следует. Иначе станешь соучастницей.
Шутит он или нет — этого я понять не сумела. Мы вошли в лабораторию, и как только дверь закрылась и вспыхнул свет, я вздохнула с облегчением.
Возникла спасительная иллюзия, будто мы не делаем ничего запретного. Просто — обычный учебный день. Разве что вместо полусотни учеников в лаборатории — мы вдвоём.
Айк уселся за свой излюбленный функциональный стол, мне жестом предложил занять место напротив.
— Раскрываться умеешь? — спросил он, когда я устроилась на стуле.
— Не особенно, — призналась я.
— Это просто. Дай руки.
Не без колебания я протянула руки над столом, и Айк их сжал, глядя мне в глаза.
— Почему тебя это так напрягает? — спросил он.
— Честно?
— По возможности. Если я тебе отвратителен — соври что-нибудь.
— Ты мне не отвратителен. Просто для меня такой контакт — это другое. Альвус и Еффа касались друг друга подобным образом.
— Это…
— Те, благодаря кому я появилась на свет.
Айк помолчал, потом заговорил тише:
— Так… Мы ступаем на почву, на которой я раньше не бывал, поэтому заранее прошу меня простить, если я оступлюсь. — Надо же, он может быть и таким, оказывается. — Ты сейчас напряжена, потому что боишься, как бы у тебя не появился от меня ребёнок?
Мне стоило большого труда удержать белую ментому. Мне было трудно не расхохотаться. Но я справилась и с тем и с другим.
— Ничего подобного, Айк.
— В таком случае я не понимаю.
— Я — урод, в этом всё дело. Я родилась неправильно, воспитывалась неправильно, и у меня сейчас неправильные чувства. Альвус и Еффа приучили меня, что прикосновения значат больше, чем прикосновения.
— Это так, — не стал спорить Айк. — Касание плоти — касание души.
Я посмотрела на него с удивлением. Он вернул мне тот же взгляд с подобной ментомой.
— Ты думала, это только у тебя так?
— Н-нет… Я знала, что… Просто для меня касание души — сфера интимного.
Ответная ментома Айка была тёплой и дружеской.
— Дурочка, — ласково сказал он. — Это — у всех так. Поэтому мы и учимся доверию. Поэтому Нилли заставляет себя доверяться чужим рукам. Поэтому я сейчас держу за руки тебя.
— Но… — Я пыталась найти разумные доводы. — Ведь я…
— Ты не настолько особенная, как привыкла о себе думать. Да, ты родилась необычным образом. Но физиологически и духовно ты нам идентична. Мы — одинаковые.
С тем лишь исключением, что внутри меня живут семена Чёрной Гнили…
— Просто покажи мне свой мир. Пожелай, чтобы я его увидел.
Я пожелала. И он — увидел.
* * *
Засыпала я под утро, в смешанных чувствах.
В основе коктейля было то, светлое и ободряющее, что дал мне Айк в самом начале ночного свидания.
Но сверху громоздилось нечто монструозное. Нечто такое, чего я не могла, не хотела принять.
Айк быстро изучил мой паучий мир и вынес приговор, как будто заранее знал, что увидит, и приготовил доклад.
«Твои пауки — венец эволюции, у них нет никаких врагов. В то же время развитие цивилизации, по сути, отсутствует. То есть, они — просто доминантные хищники, их даже не сдерживает разум. Они обречены на вымирание, просто потому, что будут размножаться и рано или поздно сожрут всех насекомых. Потом они пожрут друг друга, и на этом всё. Идеально замкнутый мир, и его для Кета не существует. Развитие мира возможно тогда, когда есть враг. Конфликт — двигатель эволюции. Если бы у пауков были враги, это бы, как минимум, регулировало их численность. Знаю, звучит жестоко. Но что-то должно выступать в качестве регулирующего механизма. Разум мы отметаем сразу, пауки очень слабо развиты интеллектуально. Значит — враг. Зло. Причём, лучше всего — сразу несколько видов зла».
То, что сотворил Айк, сам он назвал ерундой для примера. «Это будет работать и работать хорошо, но только в их мире. Для нас, например, такое зло выглядит как минимум странно».
Оно и выглядело странно. Эти конусообразные кучи, которые силой мысли рвали пауков на части или расплющивали. Гигантские птицы. Механические жуки, вылупляющиеся из металлических «яиц».
«Враг естественный, техногенный и мистический. Это даст паукам неисчерпаемые возможности для развития. Попробуй, дай паучатам время, утром поглядим,
