— И как?
— Когда как. Обычно миром расходились.
— Что они говорили?
— Да они обычно все нерусские, а у нас переводчиков не было. На пальцах особо не поговоришь. С русскими тоже ничего интересного. Вроде у них все как у нас — рифы, мели, море, скука и все время жрать охота. Еще где-то за дальним буем наш поселок есть. Второй. Давно, еще до меня, здесь какая-то буча возникла и часть народа туда перебралась. Но с тех пор о них ничего толком неизвестно.
— А они где воду берут?
— Не знаю. Может колодцы смогли сделать, или у них свои "кондиционеры". На Большом острове, говорят, даже озера есть с пресной водой.
— Большой остров? Кто там живет?
— Да никого там нет. Это территория диксов. Там их как блох на шелудивой собаке. Самое опасное место. Еще там тритонов полно. В общем, очень весело.
— Тритоны?
— Твари вроде крокодила. Здоровенные. Они редко в море выбираются, и еще реже сюда доходят, но если попался, то хана — даже на суше догнать может. Быстрые твари. Большой тебя сразу прикончит, мелкий хватанет и подождет в сторонке. Яд у них на зубах — мясо от костей начинает отваливаться. Час-другой и ты валяешься, а он тебя доедает… еще живого. Понял теперь, почему на Большом никто жить не хочет?
— Понял. А как же диксы там выживают?
— Наверное, тритонов жрут — это же диксы, — Жора сам засмеялся от своего предположения и тут же сменил тему: — А вот и Пустой мыс.
Заросли исчезли — будто отрезало. Впереди тянулись голые песчаные дюны. Жора, обходя их понизу, пояснил:
— Здесь раньше кусты рубили на дрова, от этого и получилась пустыня. Поэтому и запретили вырубки. Кому охота жить на таком месте? Тем более ветер с ума сведет — от него ведь ничего здесь не защищает. Так что Макс, перед тобой настоящая экологическая катастрофа. Наш Чернобыль. Мы до сих пор на границе кусты водой поливаем, когда дождей долго нет — боимся, что дальше начнут пески расползаться. А вот и бородавки!
Жора выбрался на берег и указал вдаль — там, на группе рифов, чернели те самые странные бугры, заинтересовавшие Макса еще в первый день.
В шлепках идти было непривычно, но гораздо приятнее, чем в ботинках. Прав был Рыжий — ноги должны дышать, тем более при таком пекле. Добравшись до ближайшей бородавки Макс остановился, не зная, что делать дальше — так и замер по пояс в воде. Жора, забравшись на риф, достал из кармана палочку сделанную, похоже, из бамбука. Снял колпачок черный, обнажив острие. Зажав в кулаке это немудреное орудие, принялся раз за разом бить в одну точку на поверхности бугра. Пружинящая шкура начала поддаваться и вскоре, проделав приличную дыру, Жора запустил туда руку и вытащил комок какой-то липкой черной дряни, норовящей стечь по руке.
— Макс — раздевайся догола и полностью себя обмазывай этим. Спину я помогу.
— Зачем?!
— Ты давай, быстрее — не стой! Чем быстрее сделаешь, тем лучше будет.
— Объясни хоть.
— Посидишь под кустом, пока не высохнет, потом смоешь — высохшая в тени липучка с кожи легко смывается. Потом все — солнце тебе не страшно. Хоть весь день загорай — ожогов не будет. Но надолго ее не хватает — послезавтра повторять придется, а лучше даже завтра. Еще плохо, что чесаться иногда начинает после этого, но перетерпеть можно. Ты давай — мажься. На нашем солнце сгореть до костей можно — тебе ведь завтра работать придется, а там укрытий не будет. И ожоги твои болеть перестанут — она их мигом лечит.
— Запах от этой гадости как от старых носков.
— Ничего — лучше вонь потерпеть, чем сгореть. Через недельку у тебя загар как у всех станет, тогда можно будет и без липучки обходиться.
— Кто догадался до такого, хотелось бы знать?…
— Вроде Эн придумал — он много чего придумывает. Шлепки эти тоже он придумал. Много возился с липучкой и вообще с бородавками и заметил, что от ожогов помогает. Резину видишь на шлепках? Это тоже из бородавки. Тот слой, который до липучки идет, берется для таких дел. Если его промять хорошо и потом нагреть на огне, то он, пока не остынет, любую форму может принять — как пластилин. Но как застыл — то все. Потом хоть жги — не размягчится. Но при этом упругий.
— Удобно, — сказал Макс, натираясь липкой массой.
— Это точно. У нас бородавки на все дела идут — даже навесы обмазываем липучкой. Потому рядом и не осталось — вывели их. Эн говорит, что нельзя их все убивать, вот и начали по чуть-чуть забирать. Видишь — я эту дырку хорошенько замазал. Через месяц от нее и следа не останется. Бережем.
* * *
Пока Макс, сидя на песке в тени от куста, терпеливо дожидался, когда высохнет чудодейственная субстанция, Жора трещал без умолку. Он рассказал чуть ли не всю свою местную биографию, начиная с первого дня, когда высунув от возбуждения язык, снимал светляк и вдруг брякнулся на мелководье. Крупно повезло — плавал он неважно.
Второй раз ему повезло, когда на следующий день, ослабев от жажды и трясучки, услышал неподалеку человеческие голоса — это оказалась экспедиция из поселка.
С ними он добрался до острова и влился в местное общество на тех же правах, что и Макс. В долги, правда, не влез — за шлепки отдал свои ботинки и ни разу не пожалел о таком неравноценном обмене. Им, в принципе, сноса нет: плотная подошва берется от нормальной обуви — это основа, а все остальное дарит "бородавка". Если что — всегда найдется материал для ремонта. Ремешок кожаный сделать тоже не проблема — одной зимней курткой можно обеспечить нужды всего общества на год вперед.
Жору, как и остальных, здесь не опускали ниже плинтуса, но и расслабляться не позволяли. Поселение жило морем — на суше ничего съедобного кроме кокосов не было. Пальм мало, дерево давало орех один раз в пять-семь дней — на всех не хватит, так что они были деликатесом для верхушки, нечасто доставаясь рядовым. Но главное применение: из кокосовой стружки и молока изготавливался алкогольный напиток. Наверняка жуткая бурда, но альтернативы ему не было. При дефиците сырья обильные возлияния мог позволять себе лишь Бизон — этим и объяснялось его периодическое сонное состояние.
В итоге почти весь урожай острова уходил на пойло для "воинов". Единственное, что доставалось рядовым — скорлупа и изредка стружка.
"Воины", как уже понял Макс — это высшая каста островитян. Они защищали поселок; охраняли сон обитателей от диксов; патрулировали рифы возле ближнего буя, встречая новичков. Правда, делали это не слишком эффективно — Макса, вот, не заметили. Всех прибывших помещали в карантин — глубокую яму с решеткой наверху. Если за сутки человек не превращался в безумное животное, его выпускали, принимая в общество. Переродившихся в диксов убивали отравленными деревянными копьями, тела выбрасывали в море.
