Йорд Виардта сделал раздраженный жест…
…После шестого укола, когда пустой, выжатый желудок отозвался желчью, смешанной с кровью, и Олег косо повис в кресле, потеряв сознание, с закаченными глазами и нитями густой слюны, тянувшимися из углов губ, медик аккуратно закрыл дипломат и пожал плечами:
— Ничего не выйдет. Он буквально выблевывает все, что я в него закачиваю. Не могу это объяснить с медицинской точки зрения, но это факт. И кстати, далеко не первый подобный случай, как вы знаете.
АнОрмонд йорд Виардта пробежался по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Остановился возле портрета красивой женщины:
— Проклятье! Давно нужно было устроить охоту на волхвов, это их штучки! — он подошел широкими шагами к Олегу, ударил по щеке так, что голова мальчишки даже не качнулась, а отлетела на другое плечо: — Кто тебя обучал?! Сонмир?! Буеслав?! Радонег?! Кто?! — закричал он по-славянски.
— Ни… кто… — еле расклеивая губы и давясь, отозвался Олег.
— Врёшь!!! Говори, щенок!
— Рысенок… или волчонок… Щенков поищи… в других местах, придурок…
Кулак йорд Виардты врезался Олегу между глаз. Мальчишка булькнул, подавившись хлынувшей ртом и носом кровью, и обвис снова.
— Если вы его убьете, вам станет легче? — поинтересовался медик. Йорд Виардта, успокаиваясь, ответил:
— Вы решили сегодня все за него заступаться? Представляете, за него уже просили! Дочь йорд Зоу. Говорит, что этот мальчишка, ее когда-то спас.
— Не когда-то, — поправил медик, — а во время крушения экскурсионного вельбота. Помните, была недавно такая шумная история, глава "Дильте ордсто" покончил с собой…
— Так что, и вам эта упрямая скотина по душе?!
— Нет, но он мне любопытен… Из любой боли он, похоже, способен выскочить. медикаментозное воздействие отторгается организмом — это же просто чудо! Если бы удалось раскрыть этот секрет…
— Что нам делать с этим чудом?
— Ликвидировать, и поскорее, — равнодушно ответил медик. — Такие очень опасны.
— Он знает кое-что очень важное, — возразил йорд Виардта. — Я, пожалуй, отдам приказ воздействовать на него физически…
— Потеряете время, — позволил себе улыбку медик.
— У меня есть умельцы, против которых ему не поможет никакая блокада.
— Я не об этом… Неужели вы не ведите, что он ПРОСТО НИЧЕГО НЕ СКАЖЕТ? Любые ваши умельцы тут бессильны.
Йорд Виардта еще раз бросил пристальный взгляд на висящего в ремнях мальчишку. И понял правоту врача. Допросы будут потерянным временем, это так.
— Ну нет! — сузил он глаза. — Физические мучения ему не страшны — пусть. Но я его не убью! Я отдам его хангарам, и те продадут скотину на юге в рабство, где он еще раз сто проклянет свое упрямство и свою выносливость!
Медик наклонил голову. Он остался при своем мнении, но зачем заявлять об этом вслух? А из-за Хребта Змея и вправду еще никто не возвращался.
* * *
Бывают рабы, которых боятся хозяева.
Что его боятся, Олег понял еще на небольшом пограничном аэродроме (или как тут это называется?), когда его вместе с тремя десятками других подростков-горожан выпихнули на потрескавшийся горячий бетон. Тут было нестерпимо жарко, неистовое пекло лилось с неба, и бетон обжигал ноги.
Тут, у северного берега озера Хегаал, лежал другой мир. Казалось, время остановилось в раннем средневековье. Данванам было наплевать на своих рабов-хангаров глубоко и надолго, они не пытались их ничем и никак «облагодетельствовать» — может быть, потому, что ханагры и сами неплохо справлялись с этой задачей?
В этом Олег убедился еще в пути. До ближайшего города — Ырганды — было два дня пути по границе между степью и лесом, старой дорогой, вымощенной квадратными плитами. Вдоль дороги лежали скелеты, и их было много. Очень много.
Скованную за шеи партию по ночам не расковывали, а Олег оказался в ее середине, и его добавочно запихнули в колодку с отверстиями для шеи и рук — тяжелую и натиравшую плечи. Кроме того, в ней страшно неудобно было спать. Но его ни разу не ударили, хотя плечи и спины остальных мальчишек уже к первому полудню были исполосованы следами плетей. И даже когда набивали эту колодку — держались так, словно перед ними был опасный зверь, от которого вовремя нужно успеть отскочить, случись что. Он то и дело ловил на себе опасливые и злобные взгляды, замечал, как хангары часто касаются, проехав мимо него, оберегов, гроздьями висевших где только можно, слышал краем уха шепот «мулдус». Это значило «колдун». По-моему, новые хозяева и сами были не рады, что данваны навязали им Олега.
Он не обольщался относительно своего положения. Именно из страха его и убьют. Запугают себя настолько сильно, что зарежут или зарубят. Надо было бежать, но такой возможности не было. Железную цепь не порвешь. И Олег шел со всеми, ел, что дают и напряженно думал.
Ребята, скованные с ним, были в большинстве случаев элементарно похищены из дома. В товарищи по побегу или плену они не годились — на всех уже «отплясалась» вовсю данванская «цивилизация», каждый из них думал только о себе, охотно притаптывал соседа, если тот был послабее и до судорог боялся хангаров, которым этот страх доставлял невыразимое наслаждение. Трудно было поверить, что вокруг — тоже славяне. Впрочем, оно и понятно. Храброго и решительного не украдешь, как цыпленка. Да и не для рабства крадут такого — а просто чтобы убить будущего возможного лидера сопротивленцев (и вылавливают из реки, находят на пустыре обезображенные трупы, которые охрана правопорядка списывает на "маньяков"). Или — чтобы превратить такого в хобайна.
А сюда попадают те, кто уже готов к рабству. Кто уже раб в душе. Или те, кого сознательно хотели подвергнусь этакой "отсроченной смерти" — но таких, кроме Олега, тут не было…
… Что такое хангарский город? Он огромен. Над городом возносятся пышные храмы, в которых ревут гонги. Ырганда не более и не менее мерзок, чем любой другой хангарский город его пошиба и масштаба. Ночью он, как две капли воды, похож на "Город страшной ночи", так жутко и талантливо описанный Киплингом в одноименном рассказе — но ночь, по крайней мере, скрывает то, что люди неискушенные называют «колоритом», а те, кто поближе знает жизнь таких городов — адом.
Построенный в форме ромба с наискось стесанными острыми углами, Ырганда раскинулся вокруг холма. Одна стена опоясывает сам город, вторая — выше и не глинобитная, а каменная — дворец сюууджи — правителя, высяшийся рядом с храмом Чинги-Мэнгу, в центре, на холме, Население — более двухсот тысяч полузверей, столько же тощих собак и миллиарды мух, блох, крыс вшей и навозных червей, считающих — не без оснований! — город своей законной вотчиной.
