— Яна, понимаешь, все уже слишком поздно. Между нами всегда будет стоять этот герцог и уже ничего изменить нельзя, да и не надо. Завтра я уеду, пройдет какое-то время, и ты все забудешь. Поверь, так будет только лучше для нас обоих. -
— Да причем здесь он? -
Что? Мне послышалось, или ты действительно это сказала? Да ты сама понимаешь, что говоришь? И почему ты еще и кричишь на меня? Я завел себе любовницу, когда ты по делам своим императорским уезжала?
— А кто тогда причем? Если твой любовник не причем, тогда я тоже не знаю, кто вообще причем — я тоже не смог сдержаться и уже кричал почти в полный голос.
— Да как ты смеешь даже так думать? — она даже ножкой топнуть соизволила. Вас что, помимо хороших манер еще и актерскому мастерству обучают?
— А что мне еще остается, когда каждый встречный по дороге чуть ли не в голос кричал, что у императрицы новый любовник? -
— Какой любовник? Этот слащавый Эванс, который больше всего в жизни любит свое отражение в зеркале? Ты ревнуй меня хотя бы к тем, кто может считать себя мужчиной! Почему ты у меня не спросил? -
— А для чего я приперся во дворец, когда больше всего мне хотелось сдохнуть? Чтобы увидеть, как ты с ним целуешься? -
Мы кричали друг на друга, да что там, мы просто орали.
— Это я с ним целовалась? Да ты хоть немного представляешь, что я пережила, когда ты упал в луже крови? -
Яна зарыдала, прикрыв ладошками лицо и ее хрупкие плечи содрогались от плача. А я стоял как дурак, прикусив нижнюю губу, что было уже совсем привычно.
— Эта мерзавка леди Виктория… Ах, какой Артуа замечательный любовник… Как будто я не услышу… А я ждала тебя… Потом ты пришел… У тебя было такое лицо…
Ну как же, все женщины у твоих ног, куда я денусь… Мне так хотелось сделать тебе больно… А ты вел себя, как будто совсем ничего не произошло… И еще эта песня…
Потом ты упал и было столько крови… Прибежал твой верзила, растолкал всех и унес тебя как ребенка… Мне сказали, что надежды нет… Я уже простила тебя, понимаешь простила.
Мне только хотелось, чтобы ты не умер… Наверное, ты даже раньше меня узнал, что у меня есть любовник, чем я сама… Эта гадина в ногах ползала, извинялась, что она не сама, что ее заставили… Потом я поехала в твой дом а тебя уже не было, и никто не знал куда ты уехал… Когда мне сказали где ты, мы поехали с леди Леорой, но ее укачивало и она осталась в Гроугенте… Ночью так страшно в степи, какие-то зеленые огоньки, наверное волки… Я так боялась, что ты уже уехал… Я думала, что больше никогда не увижу тебя… А ты… А ты… -
Она водила рукой по двери, нащупывая ручку, и совсем уже нашла, когда я обнял ее и крепко прижал к себе.
Верю ли я ей? А еще глупее вопрос можно придумать?
Не знаю, может ли сердце разорваться от счастья, но от нежности точно может.
Яна, все еще всхлипывая, доверчиво прижималась к моей груди. Какая ты к черту императрица, ты моя девочка, маленькая нежная девочка и я жизнь положу, чтобы у нас никогда больше такого не повторилось.
Мы долго сидели в кресле, как в те времена, когда было все так хорошо и как приятно было держать ее на коленях, еще изредка всхлипывающую и целовать.
— Где твои гвардейцы? -
— Там — Яна неопределенно махнула рукой и спросила — Что это была за песня, когда я вошла? -
— Это была песня о том, что мы должны встретиться. Видишь, она не обманула. Ты, наверное, хочешь кушать? -
Она так забавно кивнула головой, что я расплылся в глупой улыбке.
— Пойдем, милая моя девочка. Правда, у нас нет почти ничего, мы совсем не ждали гостей. Но я обязательно что-нибудь придумаю. -
Мы спустились в комнату, заменяющую обеденную залу и я застыл от неожиданности.
Стол, сервированный на две персоны, был заставлен всякой всячиной до такой степени, что мне оставалось только судорожно принять невозмутимый вид.
Наверное, это у меня не слишком хорошо получилось, поскольку Яна с улыбкой взглянула на меня.
— Совсем, совсем ничего нет? -
Я только развел руки, разве это много.
За ужином я окончательно потерял лицо, бегая вокруг Янианны и суетливо предлагая скушать еще кусочек вот этого замечательного (черт знает чего и непонятно откуда взявшегося) в общем, кусочек. Негодяи вокруг, почему я всего этого раньше не видел, впроголодь держали, гады.
Наконец Янианна решительно заявила, что уже объелась, а некоторые личности не любят очень полных женщин и, к тому же еще, верят кому попало.
Вот теперь кофе, не все же такие, как Проухв.
Я подошел к дверям, набрал полную грудь воздуха, чтобы вызвать его самого и только открыл дверь, как чуть не выбил из Прошкиных рук поднос с тем самым кофе.
Налил кофе в чашку, добавил две ложечки желтого тростникового сахару и сливок.
— Попробуй, солнышко. Это называется кофе. Очень бодрящий напиток. Что-то у тебя щечки совсем бледные. -
— Опять, наверное, приворотное зелье? — с улыбкой спросила она.
Господи, какая у нее милая улыбка, я как заново ее открываю.
Яна выпила чашечку и попросила еще.
Я налил и себе, выпив чуть ли не залпом, не почувствовав ни вкуса ни запаха, до этого ли сейчас.
— Вкусно? Тебе понравилось? -
— Он на тебя похож — неожиданно заявила Яна.
— На меня? — вот уж чего не ожидал.
— Ну да. И горький и сладкий и необычный, прямо как ты. И еще сердце от него начинает чаще биться. Наверное, он все же лучше — и она весело засмеялась, посмотрев на выражение моего лица.
— Пойдем Артуа, посмотрим на море. Я видела, оно совсем близко — вновь удивила меня Янианна.
Буквально в три прыжка преодолев лестницу, я схватил сверток с большим полотенцем, лежащий сверху приготовленных в дорогу вещей. Спуститься мне хватило и двух скачков, где тут ступеньки ногами считать, совершенно времени нет.
Сначала мы чинно, держась за руки, гуляли по самому краю прибоя и разговаривали о многих важных вещах. Например, я рассказывал ей, что она самая, самая красивая девушка на свете, что у нее самые замечательные волосы. А улыбка такая милая, и губки такие сладкие, ну и еще много чего, но уже на ушко.
В ответ я тоже услышал немало всего приятного. Особенно мне понравился небольшой монолог, в котором было сказано, что я бесчувственный чурбан, оставляющий девушку надолго одну в постели, где ей очень скучно, очень грустно и очень холодно.
Потом я долго целовал ее, чувствуя, как кружится голова от поцелуев. Это у меня-то, у мужика, немного повидавшего жизнь, да еще от поцелуев? Но почему-то совсем не было стыдно.
Я подхватил Янианну на руки, зашел в воду и осторожно поставил ее на мелкий, щекочущий ноги песок. Нет, без одежды мы остались еще на берегу. Свою я сорвал мгновенно, а с Яны снимал осторожно, даже бережно. Она же стояла и смотрела мне в глаза.
