— Раз он настаивает, я приму его жертву, — заявила Лото, — но оставляю за собой право самой избрать ее, — и она посмотрела на Ро-тона так многозначительно, что тот стал темно-зеленым, а потом быстро поблек до болезненного зеленовато-белого цвета. — Вероятно, это будет один из тех, кто не повинуется мне.
Ро-тон исчез, закрыв за собой дверь. А Лото топнула обутой в сандалию ножкой об пол.
— Он ужасно раздражает меня, — фыркнула она. — Стоит мне проявить симпатию к кому-нибудь, как он тут же бежит к Думе и заставляет его выбрать этого человека жертвой. Скоро я потеряю терпение и выберу самого Ро-тона. Большая честь для него, но я не думаю, что он сможет наслаждаться ею.
— Правда ли, что ты пьешь кровь при жертвоприношениях?
Ее глаза сердито сверкнули.
— Ты самонадеян! — воскликнула она. — Воспользовался моей мягкостью и хочешь выведать один из самых священных секретов храма!
Я встал.
— Прости, — поклонился я. — Теперь мне пора идти.
— Садись, — прикрикнула она. —Я сама решу, когда тебе уходить. Ты не знаком с хорошими манерами!
— Никогда прежде не удостаивался чести, чтобы меня развлекала богиня, поэтому и не знаю, как себя вести.
— Богиня не развлекает, — возразила она. — Это ты развлекаешь ее. Богиня не развлекает никого, особенно рабов.
— Надеюсь, что я развлекаю тебя, Высочайшая.
— Да. Теперь расскажи мне еще о Соединенных Штатах Америки. Там много городов?
— Тысячи.
— И есть такие крупные, как Брокол?
— Большинство из них еще крупнее. В одном почти семь миллионов жителей.
— И как называется город?
— Нью-Йорк.
— Нью-Йорк, — повторила она. — Мне кажется, будто я когда-то слышала это название прежде.
Снова нас прервало царапанье в дверь. Жрец пришел объявить, что Дума, джонг, прибыл в храм отдать дань уважения Лото-Эль-Хо-Ганье. Лото вспыхнула от гнева, но сказала:
— Мы примем его. Созови жрецов в Священную палату.
Когда жрец ушел, она повернулась ко мне.
— Не могу оставить тебя одного, поэтому ты пойдешь со мной.
Мй вышли в тронный зал, который она назвала Священной палатой. Лото приказала мне встать у подножия, а сама заняла свое место на троне. Палату заполнили жрецы, пришел Ро-тон. Со своей зеленой кожей и плюмажем они являли собой актеров варварского спектакля на сцене, декорированной черепами.
Послышался звук барабанов, сначала отдаленный, потом все ближе. Вошел Дума, сопровождаемый барабанщиками и целой сотней офицеров. Они остановились у возвышения и семикратно поклонились. Дума поднялся на подиум и занял нижнюю скамью рядом с Лото-Эль-Хо-Ганьей. Все остальные в зале продолжали стоять. Можно было бы услышать, как падает иголка, так было тихо.
Пока длились этапы глупого обряда, Дума каждые несколько секунд вставал и кланялся семь раз. Когда церемония закончилась, они приступили к беседе. Я слышал каждое слово.
— Ро-тон говорит, что ты отказываешься принять мою жертву, — произнес Дума. — До сих пор подобного не бывало.
— Я не отказываюсь, — отвечала Лото. — Просто решила сама избрать жертву.
— Это то же самое, что отказаться принять, — возразил Дума. — Я желаю сам избрать свою жертву тебе.
— Конечно, ты можешь сделать это, но я имею право отказаться от жертвы, если она мне не подходит. Кажется, ты забываешь, что я Лото-Эль-Хо-Ганья Кум О Радж.
— А ты, кажется, забываешь, что я джонг Брокола, — набычился Дума.
— Для богини джонг всего лишь простой смертный, — произнесла Лото ледяным тоном. — Теперь, если у тебя больше ничего ко мне нет, я разрешаю тебе удалиться.
Дума пришел в ярость. Он стал темно-зеленым и твердо посмотрел на Лото.
— У джонга есть воины, — заявил он сердито — Он может добиться исполнения своих желаний.
— Ты угрожаешь мне? — резко спросила Лото.
— Я требую, чтобы мне позволили выбирать самому свою жертву, — Дума уже по-настоящему кричал.
— Я решила, что ты можешь назвать свой выбор.
— Очень хорошо, — прорычал Дума — Это раб, Карсон, с которым ты заперлась наедине на много часов, пренебрегая традициями храма.
— Я отклоняю твою жертву, — голос Лото оставался по-прежнему ледяным.
Дума вскочил на ноги.
— Забрать раба назад в клетку, — закричал он. — Я займусь этой женщиной позже. Я заявляю, что она не богиня, а бог я сам, Дума! Пусть те, кто считает меня своим богом, поклонится семь раз.
Это было последнее, что я слышал: несколько воинов схватили и вывели меня из Священной палаты.
Они привели меня и заперли в клетке. Джонда все еще сидел в соседней, и когда я рассказал ему обо всем, что случилось, он решил, что жить мне осталось недолго.
— Вот что получается, когда связываешься с богинями и джонгами.
— Они все равно собирались меня убить, — напомнил я. — По крайней мере никто не будет пить мою кровь.
— Может быть, Дума будет, — предположил он. — Ты же сказал, что он теперь бог. Если это так, то первой жертвой он выберет тебя.
— Интересно, поддержат ли люди отстранение Лото-Эль-Хо-Ганьи.
— Если у джонга много воинов, то народ поддержит все, что он захочет, — усмехнулся Джонда.
— Лото-Эль-Хо-Ганья кажется мне всемогущей. Главный жрец и джонг уговаривали ее и прыгали вокруг, пока Дума не потерял терпение.
— Гляди! — воскликнул Джонда, указывая пальцем. — Кого они ведут сюда? Никогда не видел здесь женщин.
Я посмотрел и ужаснулся.
— Это же Лото-Эль-Хо-Ганья!
— Так что Дума сейчас стал богом! — заключил Джонда.
Два воина сопровождали Лото-Эль-Хо-Ганью. Они не были грубы. Вероятно, чувствовали, что она продолжает оставаться богиней, хотя Дума и провозгласил себя богом. И не хотели обижать богиню.
Они шли к нашим клеткам, остановившись перед моей, открыли дверь ключом и втолкнули Лото.
В моей полной приключений жизни хватало необыкновенных моментов, но, чтобы меня запирали в клетке на ночь вместе с богиней, — это что-то новое. Лото казалась потрясенной. Я представляю: шок от падения с Олимпа, вероятно, был ужасен.
— Что случилось? — спросил я.
— Это конец, — прошептала она. — Слава Богу, конец. Я чувствую, что пришел конец.
Она говорила по-амторски. Все, кроме одного слова: Бог. Она произнесла его по-английски! В амторском языке такого слова нет. Высочайшая-Выше-Чем-Женщина Из Огня — это самое большое приближение к имени божества, которое мне когда-либо доводилось здесь слышать. Где она могла выучить английское слово? Я спросил ее, но она лишь взглянула на меня еще более изумленно, чем прежде, и ответила, что не знает.
