— А кто он? Ну, человек этот. Хотя… человек ли?
— Не знаю. Да какая, в сущности, разница?
— Ну… есть, наверно. Вот скажи, Гриш, тебя-то как подловили? Ты честный весь, принципиальный.
— На бабу, Тимур. Всё зло от баб, слыхал?
Молча киваю.
— К соседу моему, Матвею Ильичу, лет девять назад племянница погостить приехала. Студентка-пятикурсница. Ох, красавица — ладная, стройная, фигуристая. Добрая такая, наивная. Глазищами зелеными по сторонам хлопает, улыбается ласково — аж сердце в груди замирает-останавливается. Все будто взбеленились разом, павлинами вынарядились, побрякушки золоченые нацепили, ходят вокруг, кобели, стойку делают. Здрасте-пожалуйста, как вас зовут девушка? — а меня так-то, очень приятно, помощь какая не нужна? Матвей терпел-терпел, потом вышел с двустволкой, ка-ак жахнул по толпе-то, хорошо хоть поверх голов целил, для острастки, значит. Вы, говорит, паскудники, если Наташку мне спортите, лучше сразу вешайтесь, сами, понятно? Увяли, стало быть, хвосты павлиньи, рассосались женишки — кому охота дырку в башке заиметь? Тихо-мирно неделя прошла, а Ильич вскоре в город засобирался, на выходные. То ли к другу заглянуть, то ли еще что. Мне же наказал за племяшкой присматривать, слово взял… Нарушил я его. Письмо мне подкинули, от ее имени: люблю, мол, целыми днями о тебе мечтаю. И цветочек синенький в конверте том лежал. Выпил я для храбрости, цветочком закусил, да и пошел. Уж отбивалась она, сопротивлялась, всё зря — только сильней раззадорила… Матвею я сразу повинился, он долго зла не держал — женись, сказал, парень ты видный, и Наталье, как ни странно, понравился. Вот так-то. Свадьбу сыграли, дом новый справили, дочке в апреле семь лет исполнилось. В школу моя Светка осенью пойдет, в первый класс.
— Как же вы… как живете-то здесь, такие…
— Ущербные, — доканчивает за меня Григорий. — Просто живем, обыденно. Раньше-то, особенно поначалу, убивали, конечно, грабили да насильничали, дома жгли. Бывало, целыми неделями деревня полыхала — не успевали тушить.
— А теперь как?
— Как, как — кверху каком. Бои кулачные устраиваем: стенка на стенку. Дома с сараями по бревнышкам-кирпичикам разносим — строго по графику, не думай. Бывает, и поджигаем иногда. Скотину травим, огороды чужие топчем-разоряем. После урожай, знаешь, какой? — драгоценный… Чуть копнешь землю — вот они, лежат-дожидаются — камушки, золотишко. Ухоронка чья-то безвестная. Отдашь, разумеется, государству его долю, да только тех двадцати пяти процентов, что тебе останутся, года на четыре с гаком хватит. Всё зверье в округе давно извели. Над приезжими вроде вас или родственниками чужими изгаляемся-насмешничаем, убытки потом втройне возмещаем. Никто еще не жаловался.
— Мне… что мне-то теперь делать? — подает голос Дейзи.
Спрятал лицо в ладони, раскачивается из стороны в сторону.
— У тебя, брат, выход лишь один. Поэтому, считай, и нет его вовсе. Здесь селись, живи. Поможем, значит, обустроиться-то. Люди свои, — Гришка с опаской трогает желто-лиловый синяк, морщится — больно, наверное. — Сочтемся.
Дмитрий Львович Казаков
БЕЗ ВАРИАНТОВ
Главная беда России — не дураки и не дороги, а продажные, коррумпированные бюрократы. Стране требуется новое чиновничество, гражданская гвардия, столь же неподкупная и верная государству как преторианцы древнего Рима.
Президент РФ Сергей Рысаков (речь после инаугурации) 23.05.2036Земля под ногами встала дыбом. Виктор не успел даже изумиться, как его приподняло и швырнуло. Что-то ударило по ушам и сознание втянула равномерно гудящая тьма.
Очнувшись, он почувствовал боль. Она растеклась по всему телу, особенно вольготно устроившись ниже колен.
— Что со мной? — прохрипел он в усатое потное лицо склонившегося над ним санитара. То, на чем Виктор лежал, тряслось, а вибрирующий гул красноречиво извещал, что сержант 2-й особой десантной дивизии Виктор Смирнов находится в летящем вертолете.
— Ничего страшного, — проговорил санитар так, что ложь заметил бы и ребенок, — ты, главное, держись…
— Ноги хоть целы?
— Ну… — санитар отвел взгляд.
— Ясно, — Виктор закрыл глаза.
Все время, что его везли до госпиталя, он не издал ни звука. Только скрипел зубами, пересиливая накатывающую волнами боль — и телесную, и стократ более сильную душевную.
Больше всего Виктор жалел о том, что мина не убила его, а всего лишь сделала калекой.
1.— Витя? Ты?
Виктор нехотя поднял намертво прилипший к серому лоснящемуся асфальту взгляд, без интереса всмотрелся в окликнувшего его человека. Отливал металлом дорогой костюм, серебрилась запонка на галстуке, оранжевые контактные линзы отражали закат.
Таких знакомых у бывшего десантника не водилось.
— Ну я. И что?
— Старик, ты что, не узнаешь меня? — на округлом лице промелькнуло знакомое мальчишеское озорство.
— Сашка?
— Ага, узнал! — Александр Абрамов, некогда — сосед по комнате детского дома и приятель, а ныне — не совсем понятно кто, улыбнулся. — Как жизнь?
— Да так… — Виктор опустил глаза. — Не особенно…
Рассказывать не хотелось, да и не о чем было. Не о том же, как он год провел в госпиталях, как учился ходить на современных, напичканных электроникой, но все же протезах, как вернулся в Питер, получил от государства квартиру и два месяца пытался найти работу, пока не понял, что такие как он никому не нужны.
— Ты вроде в армии был… — Сашка смотрел недоуменно. — Вернулся? Или в отпуске?
— Вернулся… навсегда… — ощутив внезапный прилив злости, Виктор резким движением поддернул брюки. Свету явились драные носки — один сполз в ботинок — и неестественно розовые, блестящие и безволосые голени.
Живая кожа такой не бывает.
Это зрелище, как правило, отбивало у знакомых желание общаться. Виктор пробовал несколько раз, всегда замечал на лице собеседника испуг, страх и отвращение, после чего разговор прекращался сам собой.
Но Абрамов отреагировал совершенно иначе.
— Во дела, — сказал он хмуро. — Да, крепко тебя приложило! Пойдем, расскажешь все!
— Куда пойдем? — мрачно спросил Виктор.
— Ну, посидим где-нибудь…
— Угощать себя не разрешу, а собственных денег на кабаки у меня нет! — отрезал Виктор. Ветеранская пенсия позволяла выжить, но никак не шиковать.
— Тогда возьмем пива и посидим где-нибудь на лавочке! — когда надо, Сашка тоже умел быть упрямым.