И снова разговор, совершенно не относившийся к событиям двадцатилетней давности, погрузил Редрика в воспоминания. Пожалуй, из всех присутствующих никаких переживаний не было лишь у кошки, уютно дремавшей у него на коленях.
* * *
Никаких лекций для Оли не было ни в тот день, ни на следующий. После того, как охотники на «бешеных псов» прибыли к офису О.С.В., она добралась до своей комнаты и заперлась там. На обед не вышла. Когда ее не оказалось и за ужином, встревоженная Настя бросилась наверх, в «общежитие» для сотрудников.
Оля отыскалась у себя в комнате. Девушка завернулась в одеяло и смотрела в потолок, на тени угасающего дня. Когда Настя открыла дверь, ее подруга слегка повернула голову — и все. Даже слова не сказала.
— Что с тобой творится? — девушка подошла поближе, полагая, что сейчас услышит какую-нибудь злую и истеричную отповедь: «Вы все — злобные твари! Не прикасайся ко мне, слышишь, не смей!» — А дальше последуют слезные рыдания о погибшей собаке.
Ничего подобного не случилось — Оля все так же продолжала смотреть в потолок, будто неживая.
— Что с тобой такое, подруга? — Настя положила ладонь на лоб младшей подруги. Лоб был холодным и влажным. — Понятно. Перенапряглись. Оно бывает.
— Голова болит, — слабо пожаловалась Оля. — Еще там, в поселке…
— Что ж ты раньше не сказала, — в голосе Насти послышался упрек. — А то сейчас стали тебя из депрессии выводить — а тебе было бы все хуже и хуже. Лежи спокойно. Вижу, вижу, депрессия тоже есть — не без того. Моя вина. Все-таки, не надо было тебя туда отправлять. Это ведь я Эй-но уговорила.
И опять никакого взрыва не последовало.
— Раз надо, значит — надо. — Ольга сказала это таким равнодушным голосом, что Насте стало жутковато. Как успокоить истерику, она знала, а вот что прикажете делать сейчас? Правильно — сперва ничего не делать, просто попытаться разговорить.
Настя решительно подвинула табуретку.
— Голова болит? Знаешь, можно, конечно, анальгин — но думаю, он тебе сейчас не поможет. Когда началось? Там? — Она подвинула табуретку и присела на край.
— Там. — Оля попыталась кивнуть и слегка поморщилась от боли. — Понимаешь, я как будто увидела мир — по-другому. Эта собака…
— Вот теперь — все понятно. Какая он все-таки дрянь!
— Кто — он?
— Тот, кто собаку приволок! Он ведь где-то здесь, в Питере. Как бы отыскать! А, черт с ним, надо тобой заняться.
В следующий момент лишь самый непосвященный человек не заметил бы ничего. Тот, у кого есть хоть малейшая склонность к магии, наверняка насторожился бы. А если он способен видеть — и увидел бы: руки Насти, сложенные вместе, стали светиться — неярким фиолетовым свечением. А потом между ладонями появился опалесцирующий шар. Еще мгновение — и эта маленькая шаровая молния поплыла ко лбу Оли. А потом сияние исчезло — очень быстро, в какую-то долю секунды.
— Вот так — и к чертям все анальгины и рекламные новшества, — улыбнулась Настя. — Минут пять полежи спокойно — а потом все пройдет.
— Слушай, я вот чего не понимаю, — проговорила Оля, которая, как казалось, начала оживать почти сразу же. — С этой собакой мы еле-еле справились — все вместе. Она загрызла двух людей — сильных, наверное. А кто же ее поймал и сюда доставил?
— Вот ты о чем! Все собака из головы не идет? Ее никто не ловил — так-то. Поймать «адскую гончую» мог бы, наверное, Эйно — если бы очень захотел. Или — шеф моего благо-вредного. Вряд ли кто-то еще. Редрик их гонял в Запределье, когда перекидывался, — ты же знаешь, откуда у него кошачьи манеры, — но они бы ему не дались. Их можно или подчинить, или… — Настя на секунду задумалась. — Или купить. Да, можно сказать и так.
— Купить? У кого?
— Не у кого, а за что. Есть такая легенда — то есть, сперва это считалось легендой, а потом оказалось самой настоящей правдой — про этих самых «гончих». Человек — конечно, не любой — может попытаться сделаться вожаком стаи. Например, прикончить их вожака. Вот тогда они пойдут, куда он скажет. Или есть еще один способ — отдать им на растерзание того, кто тебе дороже всего. Ну, тут уж я не знаю, что и думать.
Оля слушала с округленными от удивления глазами.
— И он…
— И он — в лучшем случае — просто предатель. А в худшем — крышечка у него не на месте. Если это тот, о ком мы думаем, ему очень не поздоровится, если его выловят. Да и в любом случае, этот Кари давно заслужил больших неприятностей. А история с собакой — последняя капля.
— Она не хотела жить, — вздохнула Оля.
— Может быть, — согласилась Настя. — Значит, считай, что ты сделала благодеяние. И вообще, — ее голос стал чуть более бодрым, — что это за новости! Один боец после операции лежит пластом — с головной болью и депрессией. Второй — не лежит, но у него тоже депрессия, еще почище твоей. А бедная я отдувайся за всех! Безобразие!
— Ред? — догадалась Оля.
— Именно. Сидит, ни на кого не смотрит, даже кошка на него надулась… как мышь на крупу. А любой разговор сводится к письму самоубийцы.
— Он никогда об этом не говорил. Что за история? — Ольга все-таки чуть-чуть приподняла голову — видимо, боль стала потихоньку уходить.
— Погоди, ты у нас летом ведь пришла? Так вот, недели за полторы до того. Тоже — звонок от наших невольных сотрудников — оперов. Мол, самоубийство. Молодой человек, почти наверняка — сумасшедший. Оставил письмо. Все, что изложил о себе — верно, опросили соседей — так оно и было. Ну, конечно, кроме того, что чудовищ видел. Но точно не пил, наркоты не принимал. В общем, дело менты, конечно, закрыли — за отсутствием состава преступления. А нам сообщили так, на всякий случай. И забыли, конечно. Ред этим делом занимался, вроде, что-то пытался нарыть. Никакого результата, одни только его подозрения. А потом — сама помнишь, какой был переполох. В общем, не знаю я, что это был за самоубийца. Может, менты полностью правы. А Ред теперь как-то связывает это с тем, что творилось лет двадцать назад…
— Двадцать? — Оля улыбнулась. — Я тогда и в школу не ходила…
— Правильно. Восемьдесят девятый. Я тогда с Эдом познакомилась. Сама знаешь, наверное, как это бывает. Ред очень плотно работал вместе с Эйно. Была у них такая загранкомандировка — в Констанцу. Много там случилось неприятностей, пока со всем разобрались… Ну да неважно. Представь себе, теперь он говорит, будто это письмо как-то связано с теми событиями. Спросишь — ответит, что не знает, но подозревает. Ох уж мне эти интуиты! Где Рим, а где Крым?! К чему тут Констанца? А он все мрачнеет на глазах. Я его понимаю, там было не без потерь. Но время-то лечит!
— Не без потерь, — вполголоса повторила Ольга.
