и смотрела прямо мне в глаза.
Глаза честного, доброго, и чистого человека. Такие не всегда увидишь вовсе, а во время апокалипсиса и тем более. Я был рад, что я мог смотреть в них.
Через пару секунд Ася прибавила:
– Просто потому, что люблю.
– И я тебя тоже люблю, Ась.
Ася снова захихикала, а после легла на пол, и, вроде бы, уснула. Я лег рядом, и обхватив Асю, тоже уснул.
«Нас никто не тронет до тех пор, пока мы сами кого-то не тронем. Только у всех это слово, «тронул», имеет разные смыслы и значения. А тут только догадывайся…»
– Русский писатель никогда не напишет плохую книгу. Русскому писателю, чтобы стать таковым, нужно пройти испытание, пойдя через которое он станет самым добродушным человеком. – говорил перед толпой написанные вчера строки.
Пытаясь игнорировать оскорбления, я считал количества добрых слов. По их количеству я понимаю, в какие дни я выступил хуже, а в какие лучше. Мне так Ася посоветовала: «Слушай только добрые голоса. Почему ты должен слушать плохие? Только плохие люди слушают плохие слова».
– Во сне я видел Льва Толстого. Он перевернулся в гробу, когда я упомянул про Итана! – услышал я где-то вдали.
Пытаться задеть за живое… Это гнусно… Они знают, что я стал писателем только после того, как почитал Льва Толстого. Одну из его книг, которую мне принес отец с верха. Где-то через неделю после того момента отец ушел наверх в очередной раз и не вернулся… А позже и мать скончалась от болезни… Я сжимал книгу Льва Толстого и вспоминал слова отца: «Учись, сынок!». Учусь, отец… Но не книге. Ее я прочел миллионы раз, клянусь. Теперь жизни пришлось учиться. А это гораздо труднее…
Где-то из толпы я увидел Асю, и снова во мне запело желание читать и писать.
«Любому исповеднику, коим и является любой писатель, нужен человек, глядя на которого так и хочется схватиться за перо и писать, писать, писать…»
– Люди, подумайте! Вы живете в сером тоннеле, и не хотите разукрасить свою жизнь прекрасными стихами и рассказами, романами и повестями! Всегда, когда люди опускались до такого, их жизнь разукрашивало кое что другое – война! Ну же, осознайте же это!
– Что? Да ты придурок! Какая война? – люди не понимали о чем я говорю.
Они глупы.
Я спустился со сцены и убежал. За мной послышались шаги. Ася? Я тут же повернулся.
Но это была не Ася…
– Привет…
Это был человек в разорванной одежде и грязных башмаках. Лицо у него было доброе. Я могу отличить. Он не хочет мне зла.
Этот человек посмотрел на меня, и, прождав кажется пару секунд, начал говорить хриплым и избитым голосом:
– Привет… Пожалуйста… Подскажи, где кабинет комендантов?.. Мне нужно сказать им пару слов… Скоро война…
– Ой… Нет! Ты меня не так понял! Я не всевидящий, и я не предсказал войну! Я просто сказал…
– Я знаю, что ты сказал. И ты был полностью прав.
– Почему ты так решил?
– Я Изгой.
– Что? Причем здесь это?
– Нет, я просто представился. Это мое имя.
– Имя?
– Да. Мне нужно пройти в кабинет комендантов.
– Туда не пустят просто так…
– Помоги мне.
– Нет! Я не пойду туда…
– Боишься?
– Естественно. Все боятся.
– Насколько будет страшно увидеть смерть на конце серебряной пули?
– Ты несешь бред!
– Я… – человек закатил рукава и показал руки. У него из рук торчало… железо?
– Кто это так с тобой?
– Тот, кто и сказал мне про войну. – он спустил рукава. – О себе-то не думаешь, так подумай про Асю.
– Будешь и дальше говорить загадками? Говори нормально! И откуда ты знаешь Асю? – во мне будто заиграла ревность.
– Я следил за тобой. Я знаю намного больше, чем ты думаешь, не заметил? Может, и про войну не соврал?
Я подумал, что он все-таки может быть прав. Если да и начнется война, как я оправдаю себя перед собою же?
Но проорал, будто делаю ему одолжение:
– Хорошо, я помогу тебе!
«Единицы всегда умнее сотен».
Я отвел его в кабинет комендантов, и, отправив его в собственное свободное плавание, сам ушел восвояси. Пусть сам с ними и разбирается.
Сам направился в место, что у нас зовется «столовой». Столовая эта представляла из себя место, где всем жителям метрополитена раздавали еду. Там сидели и проповедники:
– Почему когда я прошу что-то у бога, то он не помогает? Будто бы игнорирует… Не слышит…
– Бог все слышит. Просто бог никогда еще не помогал тем, кто может и сам.
А разве кто-то да может? Человек не станет просить не по нужде.
И военные… С ними вообще отдельная история случилась. Это произошло на днях.
Алеша рассказал ребятам, что убил как-то раз маленькую девочку. Алеша был тем самым, кто самый сильный и, по совместительству, самый глупый. Возможно, из-за первого признака ему никто ничего и не сказал, кроме Плахи:
– Ты не Странник после этого. Не имеешь права зваться таким. Ты – гнида, и вот твое новое имя. Странник малого не обидит.
– А чего ты решаешь, кто Странник, а кто нет? А?
– Остальные смиренно склонили головы перед тобою. Но не из уважения, ты просто гнида, и все знают твою гнилую натуру. Таким все кланяться, но ровно до тех пор, пока не появится еще большая угроза. Возможно именно поэтому ты меня и не убил еще. Я – эта самая угроза. В том числе и для тебя.
– Думай как хочешь.
– О! Прикинулся нормальным, а, Алеш?
Алеша чуть ли не плакал. Странно было наблюдать эту картину: дохляк кричит на человека, размером в шкаф, и чуть ли не доводит того до плача. Да, и такое возможно. Просто все знают нутро и самого Плахи. Он может убить своего… Может… и пользуется этим… Все Странники тут гниды… Нельзя быть Странником, не заплатив должную цену… Просто кто-то это говорит в открытую, а кто-то тщательно скрывает.
И писатели… тут тоже сидели… Гниды? Мы вселяем надежду, которая давно уже умерла. Мы поступаем очень небрежно с трупом «Надежды»…
Я сидел и ел свою еду. Молча, смотря одним
