Сергей молчал – лишь желваки играли. Родион Романович допил свой кофе, причмокнул от удовольствия, вновь откинулся на спинку кресла и беззвучно рассмеялся.
– Понимаю ход ваших мыслей… Но я же говорю: быть адреналинщиком первого рода отнюдь не постыдно. Пугаться опасности – нормальное, штатное свойство человеческой натуры. Уж простите за банальность, важно не то, испытывает человек страх или нет, а то, как он ведет себя при этом.
– А если он бежит сломя голову в паническом ужасе? – тихо спросил Сергей.
– Ну и прекрасно! Главное, чтобы он открыл Проход. Его подержат, пока не пройдет вся группа. Скажу больше: адреналинщик первого рода – это как раз то, что нам надо для работы в Центруме. Некоторые наши сотрудники вообще склонны недооценивать опасность, и чем дольше длится командировка, тем больше они склонны к разгильдяйству и шапкозакидательству. Из-за этого мы порой теряем людей – людей, которые должны были жить! Мы всем говорим: бойтесь! В Центруме для нас нет безопасных мест. Разумный трус порой стоит десятка классных бойцов. Но как приказать людям бояться? Мы впустую сотрясаем воздух, рассказываем новичкам жуткие истории…
– Может, и мне расскажете?
– Вам не надо. Но так и быть, расскажу об одном случае. Вы уже дважды побывали в Сухой пустоши и примерно знаете, какие там места. То песчаная пустыня, то каменистая пустыня, то солончаки. Источников воды нет. Пищи нет. Зимой еще терпимо, а летом даже дышать трудно. Воздушные патрули. Верховые патрули вдоль железной дороги. Песчаные бури. То еще местечко… К сожалению, нам приходится иметь с ним дело. И вот… одной группе не повезло. Она пропала. Мы до сих пор не знаем, что там случилось. Предполагаем, что группа ввязалась в ненужный бой с пограничниками и потеряла проводника. Непростительная беспечность! Много позже в самой глубине Сухой пустоши мы нашли одного человека из той группы… Только одного.
– И что? – с любопытством спросил Сергей.
– Он был таким легким, что его ссохшееся тело я мог бы выжать над головой одной рукой, – сухо сказал Родион Романович. – Он был мумией. Флягу он где-то бросил, все равно в ней не было ни капли воды. А вид фляги, наверное, сводил его с ума. Карабин он не выбросил, но ни в магазине, ни в стволе не осталось ни одного патрона. Зато мы нашли несколько стреляных гильз.
– Он отстреливался?
– Никаких признаков. Предположительно он все-таки сошел с ума. Солнце пило из него влагу, жарило его живьем. Солнце было его врагом. И он стал стрелять в солнце. Стрелял, пока было чем стрелять.
– И умер от жары и жажды?
– Вот именно. Мы тщательно осмотрели тело, прежде чем похоронить. Никаких ранений обнаружено не было.
Сергей помолчал, пытаясь представить себе смерть от жажды, и не представил. Наверное, что-то настолько жуткое, что не всякому воображению под силу. Тогда он допил свой остывший кофе. Н-да… веселенькую перспективу сулит работа на этих… контрабандистов! Тут никаких денег не захочешь.
А с другой стороны, в каждой профессии существует своя техника безопасности. Не ленись выполнять ее требования – и сведешь риск к минимуму.
– А вы, – спросил он, – проводник какого типа?
– Универсальный. – Родион Романович кисло поморщился. – Очень редкий кадр… и почти бесполезный. Потому-то я не хожу в Центрум, а выполняю работу менеджера по кадрам: привлечение, обучение, утирание носов… Помните, давеча в кафе я открыл малый Проход?
– Помню.
– Так знайте: я могу открыть Проход практически в любом душевном состоянии и гарантированно удерживать его в течение десяти минут. Но максимальный диаметр открытого мною Прохода не превысит двадцати пяти, максимум тридцати сантиметров. И это мой предел. Кого я могу запустить в Центрум – гуттаперчевого мальчика? Таковых у нас нет, да и не требуются.
– Удава, – прыснул Сергей.
Родион Романович пристально посмотрел на него и вздохнул.
– Радуйтесь своему таланту, Сергей Анатольевич. Радуйтесь тому, что ваш талант связан всего-навсего со страхом, а не с перитонитом, например. У одного нашего проводника, он теперь ушел на покой, способности возрастали при сильной зубной боли. Понравилось бы вам ходить в Центрум с вот таким дуплом в коренном зубе и открытым нервом? Понравилось бы ковырять в дупле зубочисткой, чтобы экстренно открыть Проход? А он это делал! Вынужден был делать!
– Молчу, молчу…
– Это зря. Вас, я вижу, интересует еще многое. Спрашивайте – отвечу. Но, по-моему, вы все еще не слишком счастливы? Это напрасно. С вашим-то талантом… Представьте себе, что вас собрались расстреливать… Адреналиновый всплеск – ого-го какой! Страх – несомненно. И вот вы обращаете вашу естественную психическую реакцию на пользу и делаете то, чего не в силах были сделать целые легионы расстрелянных в разное время людей: открываете Проход и бежите, оставив расстрельную команду в полной растерянности. Плохо ли?
– Предпочел бы обойтись без этого… А если меня перед расстрелом привяжут к столбу?
– Добейтесь, чтобы поставили к стенке. А теперь – спрашивайте!
Если человек, как утверждают мизантропы, в основе своей скотина, то он пластичная скотина. Если же он звучит гордо, то тоже, наверное, не без оснований. Новое, фантастическое, дикое и несообразное пугает его лишь до того момента, когда он устает бояться. Оказалось, что очень легко свыкнуться с новой реальностью – нужно лишь проломить лбом некий барьер при входе, а дальше уж дело пойдет как по маслу.
Сергей не прожил в лесном коттедже и трех суток, а уже знал очень и очень многое.
Не все доходило до ума сразу. Но если человеку постоянно внушать, что крокодилы летают, то рано или поздно наступит момент, когда в ответ на очередную историю из жизни крокодилов он замашет руками и завопит: «Ну хорошо, хорошо, летают! Низенько, но летают! Порхают, тудыть вас растудыть, над цветочками!»
Свыкся с небывальщиной – вот и молодец. Возьми на полке пирожок и приступай к ее изучению.
Миров – или вселенных, – в том числе населенных людьми, оказалось множество, и привычный мир Сергея, мир с лизинговыми компаниями, финансовыми кризисами, военными блоками, мусульманскими террористами, кредитными картами, вулканом Эйяфлатлаёкудль и созвездием Ориона в зимнем небе в принципе мало чем отличался от доброго десятка известных контрабандистам миров. Иное дело Центрум. Сергей даже взревновал, уяснив, что вовсе не привычная ему Вселенная, а Центрум занимает в новом, расширенном мироздании совершенно особое положение.
– Глядите. – Родион Романович рисовал на листе бумаги кружок и пристыковывал к нему вытянутые овалы. – Модель «Ромашка». Мир посередине – Центрум. Миры-лепестки контактируют только с ним, между собой у них контакта нет. Сколько всего миров-лепестков, мы не знаем. Много. Лишь некоторые из них нам интересны, оттуда идут кое-какие товары. Доставить от них что-нибудь к нам и, соответственно, от нас к ним можно лишь через Центрум, другой возможности нет в принципе. Это вынуждает нас быть готовыми к тому, что противостоит нам в Центруме. А противостоит многое…
