— Сходную точку зрения Василий Андреевич уже высказал мне, — мрачно кивнул Константин. — Проблема состоит в том, что предпринять какие-то меры заблаговременно практически невозможно…
— …а если не заблаговременно, то можно и опоздать, — подхватила графиня.
— Именно.
Обменявшись серьезными, напряженными взглядами, они продолжили прогулку в молчании. Каждый думал о своем.
— Если вы хотите, чтобы я поработала над этим вопросом, мне понадобится изменение допуска, моего не хватит, — осторожно предложила графиня, прерывая затянувшуюся паузу.
— Пока не стоит, Мария. У вас и так достаточно забот. Пусть этим занимаются те, кому положено по должности.
— Воля ваша. А почему, собственно, генерал Зарецкий обратился к вам, а не к его величеству?
— Его величество… — великий князь замялся. — Отец сдал в последнее время. Сильно сдал. Кроме того, он питает к Ивану заметную слабость, и я не хочу волновать его понапрасну.
— В этом что-то есть, — кивнула его конфидентка. — Но сложности, возникновение которых прогнозирует генерал, касаются его величества напрямую. Как минимум невежливо выключать его из решения проблемы так, будто он уже сложил с себя корону. А ведь Георгий Михайлович не только император, он — отец. И не только Ивана, но и ваш.
— Вы, несомненно, правы. Думаю, что обсужу с ним этот вопрос в ближайшее время. Но хватит о неприятностях. Когда вы ожидаете возвращения Никиты?
— В среду. А в пятницу милости просим в «Подкованный ботинок», намечается веселье. Вы ведь придете?
— Ну конечно приду! — расхохотался Константин, и они, развернувшись, двинулись обратно.
Двое мужчин, издали наблюдавших за парой, недовольно переглянулись.
Никита мрачно глядел на столик маленького кафе. Два и один… кто бы сомневался. Две женщины и один мужчина. Прав ли он? Почти наверняка — да. Справедлив ли? По отношению к жене — справедлив? Ох, вряд ли. Правота и справедливость вообще вещи разные, а уж в отношениях между людьми и подавно. Строго говоря, вся эта история и по отношению к Даше не слишком справедлива…
Ох, Дашенька, солнышко мое зеленоглазое, мягкое да ласковое… чего за благоверной сроду не водилось, так это мягкости. Отец-то дело говорил. Тепло с Дашей, тепло и уютно. Вот только одно дело, когда встречи редкие и тайные, а как оно повернется, если вместе жить станем, это еще бабушка надвое и вилами по воде. Как бы загодя узнать — прав ты все-таки, Никита? Не прав?
Вот уж кто точно прав, так это Маша — нельзя им разводиться сейчас. А может быть, попробовать начать все сначала? Теперь он будет на Кремле постоянно, а любовь — штука такая, вот она есть, а вот и нету ее. И снова есть. Проверено. На практике. Хотя… когда он сказал об этом жене, та грустно улыбнулась, и заметила, что они — не переписчики книг из старинных монастырей. Да и как ни тщились древние копиисты отскрести пергамент, чтобы снова писать на чистых листах, какие-то следы все равно оставались. Начало означает новизну, а откуда ей взяться?
Как ты начнешь заново, спросила она, если знаешь супруга как облупленного? Как он реагирует на ту или иную ситуацию, что и в каких случаях говорит или не говорит. Где у него родинки, на каком боку он предпочитает спать. Вообще-то правша, а чашку или бокал неизменно подносит к губам левой рукой. Когда принимает душ, бурчит под нос «Балладу о королевском бутерброде». Кофе пьет без сахара, а чай, наоборот, больше похож на сироп. Если ушибается, или спотыкается о кошку, или просто что-то не получается — рявкает «Так твою налево!» Куда ты денешь все эти мелочи, которые узнались не за дни, не за месяцы — за годы…
Пять и шесть… точно, именно одиннадцать лет они и прожили вместе, не врут костяшки. А вот — не срослось. Однажды он спросил «тещу» Софию, почему та не выходит замуж за Френсиса Кемпбелла. Ответ возмутил его своей практичностью, если не цинизмом. «Человеку стоит вступать в брак, если партнер может что-то ему дать. Что-то, чего у человека нет; в чем он нуждается; и что он не может получить никаким другим способом, кроме как взвалив на себя подразумеваемые браком обязательства».
Может быть, причина разлада в этом? В самом-то деле, что он мог дать Маше? Что он мог сделать для нее — такое, что она не сделала бы для себя сама? Славное имя? Это еще большой вопрос, кто больше знаменит — Никита Борисович Корсаков или Мэри Александра Гамильтон. Деньги? Она существенно богаче. Связи? И тут облом, уж знакомства-то у женушки такие, что ему и не снились. Дети? Линейные бельтайнки на этот вопрос смотрят несколько иначе, чем русские барышни. Остается только любовь… да полно, любил ли он ее?
Влюблен — был, тут никаких сомнений быть не может. Влюбился с разгону, женился с разгону… нет бы притормозить и оглядеться. А ведь были шероховатости, были, и нечего обвинять Машу в том, что она обманула его ожидания. Она его не обманывала вообще. Никогда и ни в чем. Сам виноват, навоображал с три короба, взял жену, как трофей на шпагу, а что с ним делать дальше — не подумал.
Насколько же проще с Дашей. Проще, понятнее. И уж ей-то он действительно нужен. Весь, целиком.
Что же делать-то, а? Еще дед учил: «Баб менять — только время терять!» …Ладно. Будет день — будет хлеб. Спрятав кубики во внутренний карман, Никита поднялся на ноги и направился к выходу из кафе. Не хватало еще опоздать, и так-то один челнок пропустил.
Совещанию следовало начаться уже четверть часа назад, но графиня Корсакова опаздывала. Впрочем, собравшиеся не роптали. Во-первых, это был первый случай за все годы, что Мария Александровна курировала «Мининскую» эскадру. Во-вторых, она предупредила о задержке. В-третьих же, зрелище обычного гражданского кара, заходящего на посадку по крутой штурмовой глиссаде, с лихвой компенсировало не такое уж долгое ожидание. Да, не разучилась еще летать госпожа капитан первого ранга. Всем бы так.
— Извините, господа, — кап-раз почти влетела в предупредительно распахнутую адъютантом дверь. — Дурацкий день, все валится из рук. Чует мое сердце — быть неприятностям.
Присутствующие помрачнели. Чутье супруги адмирала Корсакова давно уже стало притчей во языцех. Если она опасается неприятностей, то они, определенно, будут. Вопрос только — у кого?
Час спустя глава интендантской службы был твердо уверен, что сегодня неприятности достались именно ему. Въедливая и упорная, графиня последовательно выжимала из него все соки, не желая принимать во внимание никакие обстоятельства.
— Мария Александровна! — не выдержал он, наконец. — Что ж вы со мной делаете! Ведь без ножа режете!
— Так это же хорошо? — невинно приподнялись темные брови.
