— Нечего тут искать, — продолжил мужик заплетающимся языком, — перерыто же всё вдоль и поперёк, в Киржач ехать надобно, тама мужской монастырь.
— И что? — Спросил Алексей.
— А ни чё, — ответил мужик, выпил остатки пива, поднялся и нетвёрдой походкой отправился к выходу.
— Вера за мной, — прошептал Алексей.
Они выскочили на улицу буквально следом за бомжём, но того как и не было вообще.
— Это что мираж, — посмотрел он на спутницу.
— Вот я тоже не поняла. Он как будто наводку нам, какую дал. Киржач, это здесь недалеко, километров тридцать пять, и там действительно старинный мужской монастырь, кстати, недавно возобновивший своё существование. Странный мужик.
— Ты глаза его видела?
— Нет, старалась в его сторону не смотреть. А что?
— Да то, что это были глаза совершенно трезвого человека. И заметь, от него не воняло, как от бомжа.
— Верно. Так что получается, он специально сел за наш столик, что бы сообщать эту информацию? Но откуда ему известно кто мы и что мы?
— Да этот городок мне нравится всё меньше и меньше, одни загадки кругом. Ладно, пошли ещё побродим, может, чего выходим.
Они ходили по городу её до позднего вечера, зашли ещё в несколько подобных заведений выпили несметное количество пива, в одном из них поужинали вполне приличным шашлыком. Ресторанчик оказался грузинским, и повар, услышав, что Алексею доводилось бывать на Кавказе, порадовал хорошо приготовленным мясом. О своём знании Кавказа, Мещеряков обмолвился специально официанту на входе, похвалил Тбилиси, горы и море, упомянул известные грузинские вина и порадовался тому, насколько там гостеприимный народ. Вот только о целях, с которыми он туда ездил, конечно, промолчал, иначе вряд ли их вообще здесь накормили бы. Правда повар, решил сам удостовериться, действительно ли посетитель бывал на его родине, лично вынес блюдо с мясом, от себя подал бутылку вина, а Алексей в свою очередь пригласи его посидеть и выпить с ними. От чего тот не отказался, сразу засыпав гостя кучей вопросов. Получив на них исчерпывающий ответ, что-то шепнул официанту и задержался за столиком ещё на некоторое время.
— Это наш хозяин был, — сказал официант, когда у него попросили счёт, — он передал вам ещё вот эту бутылку настоящего Алазанского и сказал денег с вас совсем не брать. Вы его личные гости.
Алексей даже растерялся от такого гостеприимства, но потом заметил на витрине за стойкой одинокую бутылку старого молдавского коньяка. Коньяк был пятнадцатилетней выдержки и для местного населения слишком дорог, вообще казалось совершенно непонятным, что он здесь делает.
— Послушай друг, — обратился он к официанту, — мы с женой, конечно, принимаем этот подарок, но в благодарность тоже хотим передать твоему хозяину небольшой презент. Вот деньги, передай ему от нас поклон и вон ту бутылку коньяка.
— Но этот коньяк дорогой. — Предостерёг Алексея официант.
— Ста долларов хватит?
— Да.
— Вот тебе сотка, сдачу оставь себе. Спасибо за угощение, пока.
— Будьте здоровы, — попрощался официант.
— А Вы, сударь транжира, — с улыбкой упрекнула Алексея Вероника, когда они отошли от ресторанчика.
— В присутствии такой дамы я просто не мог пасть в грязь лицом, — отшутился тот.
Домой они вернулись поздно, изрядно находившись и в надежде, что старики уже спят. Но надежды не оправдались. Авдотья с Сильвестром сидели беседке, и пили чай.
— Как погуляли милочки, — поинтересовалась тут же старуха, — что видали интересного? Присаживайтесь, рассказывайте. Каковы на завтра планы? Может, чайку выпьете с нами? Нам вот совсем на старости лет не спится.
— Да нет, за чай, конечно, спасибо, — присели они за край стола, — и так слишком много сегодня выпили. И находились, конечно, так что ноги гудят. А планы, так завтра думали в Киржач съездить, говорят там монастырь мужской действующий. Посмотреть охота.
— В Киржач? — Переспросил Сильвестр, — в Киржачь да можно съездить тут недалеко. И монастырь там совсем не давно, почитай вновь открыли, только реставрируют его медленно, особо смотреть-то нечего.
— Да хочется посмотреть, как монахи современные живут, — ответила Вероника.
— Ну, коль чаю не хотите, то может, вот наливочки выпьете, — свернула тему монастыря бабка Авдотья, — наливка у меня славная, смородиновая, сама делала.
— Если наливка такая же славная, как и водка, что к обеду подавали, то грех не попробовать, — согласился Алексей. — Ты как Оля?
— Паша, а может, хватит на сегодня, завтра ведь в дорогу.
— А ты не беспокойся, милая, — поддержала Алексея Авдотья, — наливочка у меня чистый сок, градус там небольшой, зато вкус каков, аромат, да и дорога у вас завтра не дальняя. А я много и не налью, — заметила она недоверие в глазах, — всего по рюмочке, на пробу.
— Уговорили Авдотья Лукинична, — согласилась Вероника, — наливайте.
Сильвестр тут же подхватился и побежал за рюмками, как будто только и ждал этого момента. Хотя судя по тому, что штоф с наливкой был наполовину пуст, а возле чашек стояли две рюмки с остатками рубиновой жидкости на дне, старики время зря не теряли. «Может и напрасно Вера так опасается?» — подумал Алексей.
Алексей поднёс рюмку ко рту, понюхал, действительно аромат красной смородины просто захватывал дух, он пригубил густую жидкость, терпкий, кисло-сладкий вкус и лёгкое ощущение присутствия алкоголя. Вроде ничего страшного нет, и он опрокинул рюмку в рот. Вероника пила более осторожно, но наконец, содержимое рюмки захватило и её. Старики, как отметил Алексей, тоже прикладывались к своим рюмкам, но пили маленькими глоточками.
— Как, хороша? — спросил Сильвестр.
— Да, хороша, ответила Вероника.
— Может по второй.
— Нет, спасибо, достаточно, завтра действительно в дорогу.
— И правильно, — не поддержала родственника Авдотья, — идите, укладывайтесь.
Что-то не понравилось Мещерякову в её взгляде, но вот что он так и не смог понять, они пошли в свою комнату. Но уже на подходе к ней ноги начали заплетаться и рассудок таять прямо на глазах, он из последнего усилия открыл двери, втащил в комнату, засыпавшую на ходу Веронику.
— Всё-таки подмешала чего-то старая ведьма, — пробормотал Алексей, укладывая девушку на кровать и не в силах раздеться, свалился тут же рядом.
Разум ещё боролся со сном, он помнил, что нужно подняться и запереть на засов двери, закрыть окно, но тело его же не слушалось. В следующую секунду Мещеряков провалился в тяжёлый сон.
Алексея разбудил невероятный шум в соседней комнате. Голова трещала, создавалось впечатление, что тысячи раскалённых добела иголок одновременно вбивают в мозг огромной кувалдой. Руки затекли, он их не чувствовал и что самое непонятное было жёстко. Глаза с трудом раскрылись, перед ними оказался пол и на полу, лежащая на боку Вероника, руки которой были стянуты за спиной в локтях и кистях тонкими кожаными ремешками. Мещеряков попытался пошевелиться, руки не действовали, ноги тоже, похоже он находился в том же положении, что и его спутница.
