– Я же просил отдать ублюдка. Теперь не обессудь. Мне придется скормить тебя, твою драную кошку и этого урода своим псам. Что поделаешь, с мясом сейчас напряженка. – Дебилы в ответ на шутку босса заржали.
– Правда, могу торжественно пообещать, что умирать ты будешь медленно. Как, согласен? Да ты не стесняйся, не молчи. Мои ребята любят, когда кто-нибудь кричит.
Я был предельно сосредоточен и напряжен. Шериф подошел ко мне на расстояние пяти метров.
– На счет два, – сказал я Сцилле.
– Раз, два!
Длинным прыжком Сцилла прыгнула к опешившему шерифу, и выскочившее из ее хвоста жало впилось тому в ногу. Ублюдок закричал и в судороге упал на горячий желтый песок. Я выхватил предусмотрительно снятый с предохранителя пистолет и, не целясь, открыл беспорядочную стрельбу по ближайшей шестерке. Тот вскрикнул и с четырьмя дырками в груди медленно сполз по окрасившемуся кровью железному борту бензовоза.
– Пригнись!
Я упал на оба колена. Пуля из громыхнувшего охотничьего ружья второго убийцы прошла высоко над головой. Краем глаза заметил, что двое дальних опомнились и пытаются снять ружья, висящие за спинами. Я был не так косоглаз. Мой свинцовый ответ ударил стрелявшего врага в лоб, и вылетел из затылка вместе с веселой струйкой яркой крови. Тело, подобно сломанной кукле, упало. Испытывая чувство глубокого удовлетворения, я навел дуло на уже разобравшегося со своим ружьем бандита. Второй все так же возился со своей бандурой и громко витиевато матерился.
Но стрелять не потребовалось. Захлопали орлиные крылья, поднимая над полем битвы ветер и песок, а затем с голубого неба упали летуны, которых я сначала принял за парящих в высоте орлов. Над бандитом с ружьем, яростно хлопая крыльями, завис один из человеко-птиц. В руках он держал длинное серебристое копье с сияющим желтым светом стеклянным наконечником. Шестерка стал наводить на него дуло своего так и не выстрелившего ни разу ружья, но безнадежно опоздал. Летун ударил гориллу копьем сверху вниз, и тот рассыпался серым пеплом. Второй убийца понял, что надо делать ноги, закричав, он рванул обратно к деревне. Но пробежал совсем немного, дорогу ему преградили три сошедших с небес ангела. Удар сияющего копья – и все было кончено.
Летуны все садились и садились вокруг меня, не обращая внимания на все еще дергающегося в судорогах, облепленного кровавыми хлопьями пены шерифа.
– Чем это ты его? – Спросил я у Сциллы, медленно убирая пистолет в кобуру. С ребятами надо быть поосторожней.
– Так. Для охоты на крупную дичь.
Затем я прошел к проснувшемуся малышу и, взяв его на руки, протянул стоящей ближе всех ко мне женщины. Она взяла его на руки, не отрывая от моего лица изучающих глаз с золотой радужкой. Малыш весело зачирикал. Женщина ответила ему тихой воркующей трелью, потом улыбнулась мне и, взмахнув серебристыми крыльями, поднявшими ветер, вознеслась в небо. Остальные, подпрыгнув и расправив свои метровые крылья на поднятом женщиной ветре, поднялись в воздух. На земле остался только один летун.
– Спасибо. – То ли пропел, то ли прочирикал он.
Я склонил голову, мол, не стоит благодарности.
– То, что ты ищешь, там. – Неожиданно сказал человек и показал рукой на восток, а затем, не дав сказать мне ни слова, исчез в небе.
Сложив руки козырьком и защищая от солнца глаза, я смотрел, как парят на ветре люди, которых Пустыня научила летать. Маленькие фигурки людей все выше и выше по спирали поднимались в небо. Вот они уже точки, а вот и совсем исчезли в бездонной голубизне.
– Красиво, правда? – Спросила Сцилла.
– Правда. – Произнес я, поднимая с песка вещи. Нас ждала дорога…
Он сидел возле разрушенной временем автозаправочной станции давным-давно сгинувшей фирмы "Шелл", положив свои длинные тощие ноги, обутые в старые довоенные кроссовки, на валявшуюся, почти вросшую в растрескавшийся асфальт и заросшую ползучей травой бензоколонку. Наше приближение его совсем не смутило, он все так же спокойно сидел, выпуская из своей видавшей виды табачной трубки аккуратные колечки дыма. Неподвижный, высокий, худой, с длинными жилистыми руками и лицом, скрытым в тени большой соломенной шляпы с широкими полями. Лишь когда я подошел к нему чуть ли не вплотную, он поднял на меня глаза, осветившиеся заходящим солнцем, сощурил их от еще яркого солнечного света, улыбнулся и развел руками, показывая, что оружия у него нет. Человеку было лет шестьдесят. Длинное скуластое лицо, прямой массивный нос и сощуренные карие глаза с множеством мелких морщинок по углам придавали человеку сходство с давно умершим президентом Линкольном. Очки в золотой оправе, сползшие на кончик носа, темно-желтый жилет с множеством карманов стиля "Все свое ношу с собой" поверх чистой рубашки, темно-коричневая потрескавшаяся табачная трубка, испускающая сизый дымок и толстая кожаная тетрадь, лежащая на коленях, придавали человеку вид старого профессора. Рядом лежала брезентовая сумка, почти выцветшая на солнце. И самое удивительное, у человека не было оружия, я даже не заметил простого ножа.
Человек приглашающим жестом показал на землю рядом с собой и я, сняв рюкзак и ружье, устроился на желтовато-зеленой пожухлой траве рядом с ним. Сцилла сползла с плеча, потянулась и выпустила коготки, затем сладко зевнула.
– На мой взгляд, он опасности не представляет, пойду поохочусь.
– Давай, только недолго, скоро темнеет.
Она мягкой кошачьей походкой прошла по траве и скрылась за вечно засохшими тонкими сосенками, обильно растущими на пустом месте. Человек, ничего не сказав, проводил Сциллу внимательным взглядом, затем перевел взор на запад и, пуская дымок, все также молча стал наблюдать за заходящим светилом. Я тоже молчал и смотрел на бордовое небо и яркий шар засыпающего солнца. Солнце еще пыталось кусаться, но после оставленной позади Пустыни оно могло только злиться. Здесь, на пустошах солнце не имело той смертельной власти. Жара за последние семьдесят миль, что я прошагал по оживающей земле, упала. И теперь можно было вполне передвигаться днем, наблюдая за робко пробивающейся то тут, то там травой, качающимися под теплыми порывами ветерка низкорослыми деревьями с множеством птичьих гнезд на искореженных сухой почвой ветвях. Я уже почти чувствовал то место, увиденное мной на миг на экране компьютера в военной базе. Совсем немного, последние рывки, еще миль двести – и зеленая земля, мой призрачный рай, к которому я так долго шел, станет реален.
Человек молча выбил трубку о ржавую стенку бензоколонки, убрал ее в один из множества карманов своей жилетки и протянул мне покрытую синими чернилами руку.
