– У нас тут куча степеней защиты, – болтал Паша, проводя нас через двери – одну, вторую, третью. – Сначала ни одной не было, но потом доставлять стали неимоверно…
– Доставлять двери? – удивился Макс.
– Ну да! – Пашка хохотнул. – Только перед этим гремлины доставлять стали. Знаешь, такие маленькие, зеленые, всю дорогу гадости устраивают. Ну, и смешные они еще, не без этого. Вот мы и поржали от души, и страданий приняли по первое число… Большей частью, конечно, от Валерыча, но и от этих зеленых козявок тоже.
– Надо же, как интересно, – вежливо удивились Вареники и взяли Пашу под руки с двух сторон. Тот несколько оторопел от такого внимания к своей персоне, глупо захихикал и пошел бордовыми пятнами. Однако дорогу в лабораторию не забыл.
Я тем временем задумался – точно ли это тот самый мир, который я раньше знал? Ну, что море тоже называется Черным, допустим, еще ничего не значит. Мало ли как моря называют? Фантазия у людей не богатая, особенно на названия, имена и клички животным. Меня и самого чуть было не назвали «Мусюся». Но вот чего в родном моем мире не было, так это такого пренебрежения к потусторонним сущностям. Как будто не гремлины магические, а тараканы обычные. Ну, были, ну, отгородились от них. Делов-то!
Гремлины, к слову, оказались более интересной темой, чем чревовещательный кот, поэтому меня предоставили самому себе. Уж лучше бы спать пошел. Вернее, сначала просто оставили на пороге лаборатории буквально на произвол судьбы, а точнее – под укоризненными взглядами Влада, который сидел у дверей и всем своим видом демонстрировал две невысказанных фразы: кто пустил посторонних людей и животных в лабораторию и давайте уже поработаем вместо разговоров!
На него – как, впрочем, и на меня – никто не обращал внимания.
Главной жертвой прошлого нашествия гремлинов оказалась Лиза – худая, как палка, темноволосая кудрявая девушка в огромных очках. В те моменты, когда к ней не обращались, подкрепляя реплику постукиванием по плечу, а то и тычком в плечо или под ребра, она явно витала в облаках, лишь ей одной ведомых.
– Гений, – уважительно шепнул Паша, бесцеремонно показывая на нее пальцем. – Монстр, а не человек!
«Монстр» тем временем задумчиво чесал кончик носа одной рукой, а второй сортировал пробирки на большом стеклянном столе, похожем на соты.
– Мы вместе над планктоном работаем. Подбираем оптимальный состав для здешних вод.
– Зачем?
– Чтобы китов подманить, – Паша выпятил грудь и сам стал похож на маленького гордого кита. – Представляешь? Мы глядим сквозь крышу, а там, наверху, кормятся эти махины…
Я тут же живо представил себе, как такая кормящаяся «махина» падает на Триллиан, сминая хрупкий маленький купол, и совсем опечалился. Нет, совсем не берегут себя люди. И братьев своих меньших не берегут. И главное – не прислушиваются к их советам и опасениям!
А спустя еще десять минут догадка о полном безумии местных ученых получила очередное подтверждение.
Толстенький, с лопатообразной бородой и ярко-голубыми глазами, похожий на доброго гномика Марк Михайлович искренне мечтал о мировом господстве. Взмахивая руками, будто дирижер перед оркестром, он торопливо, поминутно сбиваясь, рассказывал о бесчисленных подводных городах, которые «скоро, совсем скоро!» будут устилать дно Мирового Океана. И конечно же именно он, Марк Михайлович, подберет места на донном грунте, до сантиметра высчитает нужные точки для застройки. А то ведь недолго установить город на действующий вулкан! Или на тектонический разлом! Или в зыбучий ил!
Похожий на рахитичного кузнечика Гоша нервничал, тыкал в замусоленную и мятую бумажку и убеждал всех, что пускать в лабораторию посторонних – это не по регламенту. Когда регламент у него отобрали и спрятали куда подальше, Гоша достал откуда-то новый. История с изъятием документа повторилась, но блюститель регламента не сдавался. Вареники, заинтересовавшись, устроили между собой тотализатор, гадая, откуда ученый вытащит очередной документ. Гоша не обманывал их ожиданий и извлекал листы бумаги отовсюду: из-за пазухи, из рукавов, нагрудных карманов, из-за подкладки пиджака, даже достал один из-за отворота брюк!
– Бумажный червь, – шепнул Паша, а Макс грубовато расхохотался и невежливо и прямолинейно спросил Гошу, на все ли случаи жизни у того существуют регламенты, и если да, то какой же из них устанавливает правила распределения регламентирующих документов по телу.
– Очень умно, – пробормотал Влад вроде бы себе под нос, но отчетливо и во время паузы. – Мы тут и вправду, знаете ли, товарищи аквариумисты, работаем. У вас, может, вечер – время свободное, а мы по двадцать четыре часа в сутки «на посту». Когда идея пришла – тогда и изволь с ней возиться. Научное вдохновение – оно промедления и расписания не терпит.
– Но регламентируется, да?
Макс еще раз сверкнул улыбкой, но под взглядом Влада успокоился и спросил примиряющимся тоном:
– А ты чем занимаешься?
– Климатом, – Влад поморщился, будто откусил горькой редиски. – Точнее, климат-контролем. Составом воздуха под куполом и сообщением сред.
– «Пространственных зон», – пробормотала Ника.
– Именно зон, этот термин точнее, – кивнул Влад. – На плакате прочитала, да? У Валерия Валерьевича в кабинете. Ему мои идеи нравятся.
– Не сомневаемся, – хором ответили Вареники.
«Еще бы не нравились, – подумал я. – Ни на секунду не сомневался, что такой зануда придется архитектору ко двору».
Тут я зажмурился и широко-прешироко зевнул. Как оказалось, зря глаза закрывал. Потому что через секунду пришлось открыть рот и вопить!
Попробуй не завопи, когда мгновение назад ты всеми четырьмя лапами, а главное – мягким пузом! – надежно лежал на пупырчатом коврике в дверях лаборатории, а теперь внезапно летишь через голову неизвестно куда, а главное – не пойми отчего.
– Ой-ой-е-е-е-ей! – присоединились к отчаянному мяву Вареники, тактично заглушая мое «нет-нет-неееет!», поневоле вырвавшееся, когда я узрел, куда лечу, и отчаянно замахал лапами.
Что сделать, если вы хотите вогнать кота в депрессию? Отправьте его в подводный город. Хотите добить, чтобы уж наверняка расстроился? Бросьте в аквариум в подводном городе! Несчастье в несчастье. Ре-кур-си-я, как говаривал Профессор.
Плюх!
Я шлепнулся в аквариум, отчаянно заработал лапами и вылетел наружу, как пробка из бутылки. Такая мокрая, взъерошенная и ошалевшая пробка, которой только и оставалось стукнуться об стену и сползти на пол, выпучив глаза. Даже сил не осталось, чтобы произнести что-нибудь злобное. Впрочем, последнее к лучшему – ни о какой маскировке и попытках сдержать себя и речи быть не могло. А вот о человеческой речи из кошачьей пасти – это запросто. И вряд ли бы в этот момент кто-нибудь подумал о чревовещании.
