— Убирайся отсюда! — закричал я.
Оно отпрянуло назад, пораженное, посмотрело на меня и сказало:
— Я не хотел причинить вред женщине.
— Кто ты? — спросил я строго. — И почему постоянно слоняешься возле моей супруги? Она не для тебя; любая женщина не для тебя.
Существо вздохнуло; оно действительно выглядело несчастным.
— Я Вик-йор, — представилось оно — Я не похожу на своих сородичей. Отличаюсь от них. Сам не знаю, почему, но не могу наслаждаться тем, чем довольны они: есть и пить до такой степени, чтобы потом развалиться на половинки. Никогда не разделюсь пополам, не распадусь надвое. Я не годен ни для себя самого, ни для кого-нибудь еще. Если бы было можно все время проводить с такой, как она, я был бы счастлив.
Вскоре Вик-йор удалился. Его имя, или число, указывали на принадлежность к королевской касте.
— Почему же ему так не повезло? — спросил я Иро Шана.
— Мутация. Такие вещи периодически происходят, особенно в старшей, королевской касте. Не исключено, что Вик-йор — половинка от деления Вик-вик-вика. Когда оно нарастило себе другую половину, она получилась идентичной первой, и разделительной линии между двумя половинками не образовалось. Я имею в виду линию расщепления. Допускаю, что, подобно первым амебам, > некоторых из них присутствует тенденция к развитию в более высокие формы жизни. Эти существа обнаруживают аналогичную тенденцию, когда утрачивают способность делиться. Возможно, таков шаг к форме человеческого существа вроде нас.
— Это займет несколько миллионов лет, чудес тут не бывает, — заметила Дуара.
— И все же остается фактом, что его действительно влечет к тебе, — сказал Иро Шан, — значит, он чувствует что-то лучшее и более благородное, чем жизнь амебы. Почему бы не ободрить его немного? Быть с ним помягче. Нам не помешало бы обрести здесь если не друга, то союзника.
Дуара содрогнулась.
— Они мне все ужасно противны, — передернулась она. —Я так и жду, что кто-нибудь опять распадется пополам.
— Вик-йор не может разделиться надвое, — напомнил Иро Шан.
— Ну ладно, по крайней мере хоть это говорит в его пользу. Возможно, я попытаюсь сделать то, что ты предлагаешь, Иро Шан. Хуже не будет. Могу даже постараться стать, как говорит Карсон, авантюристкой и заставить Вик-йора влюбиться в меня, — она засмеялась.
— Я думаю, что он уже готов, — заметил я.
— Ревнуешь? — спросила Дуара.
— К амебе? Едва ли.
— Я думаю, что это амеба-самец, — подсмеивалась надо мной Дуара, — он уже научился пускать в ход руки.
Конечно, Вик-йор продолжал приходить в музей каждый день. Теперь мы все старались быть вежливыми с ним. Он был предан Дуаре как божеству, и она даже приводила меня в ярость, кокетничая с ним. Казалось невероятным, что Дуара из Вепайи, дочь тысячи джонгов, которая воспитывалась так, что считала себя близкой к богам, как их понимают вепайцы, могла пытаться завоевать любовь такого существа, как Вик-йор.
Я подшучивал над ней.
— Если бы я был амебой, ты бы не насмехалась так долго над моей любовью. Ты бы сама искала меня и всюду бегала за мной.
— Не будь таким ужасным ревнивцем, — отшучивалась Дуара, — ради нашей свободы я готова кокетничать даже с мипосанином.
— Неужели ты веришь, что мы можем обрести свободу?
— Попытаюсь добиться, — ответила она.
— Но какой толк от свободы для людей, парализованных от шеи до пят?
— Существует еще свобода в смерти, — заявила она.
— Ты хочешь сказать, что заставишь Вик-йора убить нас?
— Ну, это мы оставим на крайний случай, — отвечала она, — но разве смерть не лучше, чем прозябание здесь? Вон мужчина из Амлога провисел сто лет!
— Но Вик-йор никогда тебя не убьет — вмешался Иро Шан.
— Он и не будет знать, что убивает меня.
— Что ты хочешь устроить? — заинтересовался я.
— Просто собираюсь научить Вик-йора обращаться с лучевым пистолетом. Скажу, что если он приставит его к нашим сердцам и нажмет курок, то мы присоединимся к нему и убежим отсюда, так как это освободит нас от сковывающей оболочки.
— Почему ты решила, что он непременно хочет убежать вместе с тобой?
— О, я узнала многое о мужчинах, с тех пор как покинула дворец отца в Вепайе.
— Но Вик-йор не мужчина.
— Он становится им, — усмехнулась Дуара, и в ее глазах мелькнул огонек.
— Он просто проклятая амеба, — взревел я, — и мне он не нравится.
На следующий день, как только Вик-йор пришел, Дуара действительно занялась им.
— Мне кажется, тебе смертельно наскучил By-ад, — сказала она, — ты так не похож на всех остальных.
Вик-йор и вправду польщенно рассмеялся.
— Ты действительно считаешь, что не похож? — спросил он.
— Конечно, — проворковала Дуара. — Если бы ты поездил по миру, то увидел, что там есть чем заняться, — интересная жизнь и всякие увлекательные дела, красивые женщины, сколько угодно красивых женщин.
— Самая красивая женщина в мире находится здесь, — заявил Вик-йор, осмелев. — О, Дуара, ты самая красивая вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни!
— И парализованная от шеи до пят, — вздохнула Дуара. — Знаешь, если бы я не была парализована и мы были бы свободны, то все вместе могли улететь на нашем воздушном корабле и прекрасно проводить время.
— Ты хочешь сказать, что вы взяли бы меня с собой? — удивился он.
— Конечно, — кивнула Дуара.
— И могу всегда быть с тобой?
Ему здорово повезло, что я парализован.
— Ты мог бы видеть меня столько, сколько это было бы возможно, — пообещала Дуара.
Вик-йор смотрел на нее очень долго — одним из тех пожирающих, похотливых взглядов, которые заставляют супругов искать в верхнем ящике комода семейный пистолет.
Вик-йор подошел совсем близко к Дуаре.
— Я могу освободить тебя, — прошептал он, но я все равно расслышал.
— Как? — спросила практичная Дуара.
— Для яда, который тебя парализовал, есть противоядие, — объяснил Вик-йор. — У нас оно всегда под рукой. Наши собственные люди, когда выпьют слишком много вина, иногда ошибаются и выпивают яд, предназначенный для потенциального экспоната. Достаточно одной капли снадобья — и яд, проникший в нервные центры, полностью нейтрализуется.
— Когда ты принесешь его? — вкрадчиво спросила Дуара. — И как ты сможешь его дать и освободить нас так, чтобы не заметила охрана?
— Я приду ночью и принесу охране отравленное вино, — объяснил Вик-йор. — Тогда смогу освободить тебя. И мы убежим из города.
