Вот где пригодились длинные волосы и борода, с которыми Улье не расстался наперекор судьбе. Он ничем не отличался от купавшихся колонистов. Во всяком случае, от тех, кто не страдал дистрофией и выпадением волос.
Улье повел шлюпку вверх по руслу, пока глубина не уменьшилась примерно до двадцати пяти локтей. Для опытного ныряльщика двадцать пять локтей — мелочь, но среди колонистов таковые вряд ли найдутся.
Опустившись на грунт, разведчик выставил оба манипулятора и всадил их в дно, чтобы шлюпку не снесло течением. Затем разделся догола и, открыв узкую поперечную крышку за сиденьями, лег в тесный кормовой шлюз. Крошечный баллон с аварийным дыхательным ресурсом лежал в кармашке на стенке шлюза. Улье вынул его, прикусил клапан загубника и убедился в том, что баллон заряжен. Потом включил автоматику шлюзования. Крышка над ним захлопнулась, и тесная камера стала быстро наполняться забортной водой. Кожу обжег холод. Сделав несколько глубоких вдохов, Улье засунул баллон обратно в кармашек, протиснулся в распахнувшийся выход из шлюза и устремился к поверхности.
Он показался над водой не сразу — вначале несколько раз он делал вдох, выставив наружу лишь нос и губы, тут же нырял и скрытно плыл к берегу. Наконец он оказался среди барахтающихся и резвящихся на мелководье поселенцев. Волосы, борода и смуглая от природы кожа делали Ульса неотличимым от них. Появление в воде еще одного купальщика осталось незамеченным.
Стоя по пояс в воде, разведчик окинул взглядом берег. У самой кромки лежал небольшой валун. Оглянувшись, Улье заметил на противоположном обрывистом берегу узкую светлую полосу оползня. Отлично. Оползень и валун послужат ориентирами при возвращении.
И тут ему как будто воткнули раскаленный стержень в левое колено. Едва не рухнув в реку, разведчик сумел-таки доковылять до суши.
Он сел на валун и осмотрел ногу. Немного ниже коленной чашечки к коже присосалась желтая пиявка с мизинец величиной. Улье раздавил ее двумя пальцами, обильно брызнула кровь. Даже мертвая, пиявка не разжимала кольцо присоски. Морщась, разведчик оторвал ее от кожи и швырнул на песок. Маленькая припухлая ранка нестерпимо горела.
Не хватало еще, чтобы тварь оказалась ядовитой. Тoгда всему конец. Вот что значит идти в рейд одному, да еще наобум.
А впрочем, невесело рассудил он, полдела сделано, контейнеры по назначению не попадут. Рано или поздно разведка засечет грузач на орбите К-103, и определить получателя груза не составит труда. Вот только смерть чересчур уж нелепая. Глупая. Да разве она бывает иной…
Как бы там ни было, а рассиживаться на валуне смысла нет.
Прихрамывая, Улье направился в сторону кустов. Эта часть пляжа оказалась малолюдней той, которую разведчик обследовал в перископ. Здесь загорали и купались одни только мужчины. Сброшенные ими одеяния в беспорядке валялись там и сям.
Приметив один ромб почище, прижатый к песку камешком, Улье поднял его и накинул на себя.
— Эй! — послышалось сзади. Разведчик невозмутимо, как заправский поселенец, обмотал косицу вокруг пояса.
— Эй ты! Я с тобой разговариваю, кажется? Ты зачем взял баху Рябого?
Дорогу Ульсу загородил плечистый чернобородый мужчина. Вместо правой руки у него торчала культя. Очевидно, врожденное увечье.
— А ну стой! Ты откуда тут взялся?
Разведчик понял, что влип в историю. Мирно загоравшие колонисты повскакивали с песка, и вокруг Ульса образовалось возбужденное человеческое кольцо.
— Что такое?
— Лох!
— Кто, вот этот?
— Ну да. Он украл баху Рябого!
— Рябой! Эй, Рябой! Тут какой-то лох позарился нa твое тряпье!
Мокрый владелец одеяния уже спешил из реки на зов приятелей.
— Это что ж такое?! — грозно спросил он, оказавшись в центре круга, лицом к лицу с огорошенным Ульсом.
Богатырского телосложения, чуть не на две головы выше разведчика, Рябой надвигался на похитителя, сжав кулаки.
Эх, с тоской подумал Улье, если б не нога, я запросто раскидал бы всю эту ораву…
— О чем базар? — спросил он вслух, непринужденно снимая спорную одежду и протягивая ее исконному владельцу. — Обмишурился, подумаешь… Чего ты так разлетелся, кореш?
Компания возбужденно загомонила.
— Лох. Точно лох!
— Лох и есть, по разговору слыхать!
— Мало мы их учили…
— Рябой, и ты стерпишь?!
Невозмутимо Рябой взял свою баху и кинул через плечо на песок.
— Обмишурился, говоришь, лох несчастный? — участливо поинтересовался он. — А то, что она камешком была прижата, тебе ни о чем не говорит? На слепого ты что-то непохож пока.
— Да что тут разговоры разговаривать! — вскричал чернявый с обрубком вместо руки. — А ну-ка, урки, всыплем ему, чтоб знал!
Колонисты готовы были броситься на Ульса, но Рябой предотвратил свалку одним жестом.
— Погодите. Я сам с ним разберусь. Правильно, aтаман?
— Правильно, — отозвался человек с пышной рыжeй бородой. — Остальные не вмешивайтесь.
Круг раздался. Все предвкушали веселое зрелище.
— Убить я тебя не убью, — посулил Рябой. — Но маленько проучу. Чтоб знал, как соваться к уркам..
— Чего церемонишься? — зароптали вокруг. — Задай ему трепку! Бей!
Рябой размахнулся, и его кулак черкнул по воздуху в том месте, где только что находилось лицо разведчика. Потеряв равновесие, нападавший еле удержался на ногах. Он развернулся и снова пошел на Ульса.
— Ого! — насмешливо сказал Атаман. — Еще неизвестно, кто кому задаст. А, Рябой?
Верзила пришел в неописуемый гнев:
— Ах ты!.. Ну, получай!
На сей раз Ульсу едва удалось увернуться. Укушенная пиявкой нога страшно болела и плохо сгибалась в колене. Однако разведчик сумел проскользнуть под локтем Рябого и вновь оказаться у него в тылу. А тот, вложив в удар всю массу могучего тела и всю ярость, попал кулаком в пустоту и кубарем покатился на песок.
— Ну и ну!
— Вот так лох!
— Молодец, клянусь Черной Смертью!
— В жизни не видывал такого вьюна… Обвалявшийся в песке Рябой шел на противника, расставив руки.
— Чтоб меня съели! — орал он. — Чтоб я попал в дыру! Я его придушу! Я ему все кости переломаю!
Однако в его голосе не чувствовалось прежней самоуверенности. Скорее он подбадривал сам себя грозными воплями.
Улье понимал, что высадка срывается окончательно. Если бы не нога, он с легкостью прорвал бы кольцо колонистов, добежал бы до реки, а там поминай/как звали. Но с позором вернуться в шлюпку он не хотел, даже если бы мог.
