Сычиха, замерев на мгновение, перестала извиваться. Майор Калитин хмуро на меня посмотрел, приоткрыл рот, но промолчал. В голове его явно бродили невеселые мысли. Окрысился лишь верзила Серега с пародийной фамилией Гномкин.
– Думайте, что говорите! Какие у вас основания подозревать милицию?!
Вместо меня ответил Вася:
– Во, блин! Да я тебе вагон оснований выкачу!
Внезапно ситуация изменилась. Не успел Вася выкатить обещанный вагон, а Игнат – умерить его пыл, не успел лейтенант Гномкин затеять ссору, а майор – ее пресечь, не успела Сычиха вырваться из моих рук, а я – придать ей нужное ускорение, как возле Папаниного «мерса» лихо затормозил «БМВ» цвета капучино с джипом сопровождения позади. Если так пойдет и дальше, маленький наш пустырь вскоре будет напоминать полигон во время боевых учений.
Я отпустил Сычиху, и она, утратив агрессивность, воззрилась на «БМВ», из которого вышел сухопарый господин лет шестидесяти в светлом костюме и с тросточкой. Два накачанных амбала конвоировали его по бокам. Из джипа выскочили еще четыре амбала и расторопно прикрыли корму хозяина. Господин с тросточкой степенно приблизился к нашей скульптурной группе.
– Игнат, – произнес он капризно, – стол накрыт. Я не привык ждать.
Папаня выразительно посмотрел на офицеров МУРа.
– Обстоятельства, Павел Тимофеевич. Обстоятельства выше нас.
Лицо Павла Тимофеевича, все в мелких морщинах, вроде бы улыбалось, но водянисто-голубые глаза, пристальные и холодные, этой улыбке явно противоречили.
– К черту обстоятельства, Игнат. Я жрать хочу. – Он обвел взглядом присутствующих. Майор Калитин непроизвольно вытянул руки по швам. И сухопарый господин строго проговорил: – Всех знаю. – Он указал на меня тростью: – А этого – нет.
Я чуть поклонился.
– Странно, что я существую.
Сычиха скосила на меня глаза едва ли не с симпатией.
А господин с тросточкой обратил взор на Папаню:
– Тот самый Француз? Да, Игнат?
Плутоватые глазки Игната избегали смотреть в мою сторону.
– Да, Павел Тимофеевич, в общем-то…
– Майор Калитин! – гаркнул я. – Либо едем на Петровку, либо адье, как говорят французы!
Майор не отозвался: он ел глазами господина с тросточкой. И тот, словно только что майора заметил, состроил удивленную мину:
– Чем занимаешься, Алексей? Бандитов ловишь?
У майора Калитина вспыхнули уши.
– Да так, Павел Тимофеевич… – пролепетал он. – Просто возникли кое-какие вопросы.
– К нему? – Павел Тимофеевич указал на меня тростью. – Брось дурить, Алексей Иванович. Мне за него поручились.
– Но извините, – запротестовал майор, – все же мы обязаны проверить…
– Не там ищешь, олух! – взвизгнул вдруг господин с тросточкой. – Хочешь себе проблемы?
– Да нет, Павел Тимофеевич, я просто…
– Вали отсюда, Алексей! Забирай своих шавок и вали!
Красный как рак майор Калитин двинулся к «Москвичу». Лейтенант Гномкин с каменной физиономией зашагал рядом. А Сычиха, проходя мимо господина с тросточкой, процедила:
– Я не шавка, Хлыст. Заруби это на носу.
И господин из «БМВ» несолидно огрызнулся:
– Вали, вали, не отсвечивай!
«Москвич» с муровцами уехал с пустыря. А мне оставалось лишь гадать, кто такой этот Павел Тимофеевич – непрошеный мой благодетель. Объект моих недоумений меж тем подошел ко мне с улыбочкой.
– Ну, как я это разрулил? – Он хлопнул меня по плечу и был весьма удивлен, что плеча на месте не оказалось.
– Блестяще, – ответил я. – Но не стоило хлопот.
– Да ну, какие хлопоты? Рад был помочь. – Он вновь попытался хлопнуть меня по плечу – и ладонь его опять чиркнула по воздуху. Ему это не понравилось, но он продолжал улыбаться. Лицо его в мелких морщинах выглядело, как треснувшая яичная скорлупа. – Смотрю, вы мужик увертливый. Ценю.
Я слегка шаркнул ногой.
– Приятно слышать.
Ехидство мое от него не ускользнуло, его водянисто-голубые глаза приобрели штормовой оттенок.
– Говоришь, он жутко крутой? – обернулся он к Папане. – А я вот сомневаюсь.
Игнат занервничал: наше столкновение, очевидно, в планы его не входило.
– Можешь сомневаться, Пал Тимофеич, только поехали жрать. Ты вроде с голоду помирал.
Словно прикинув что-то в уме, Павел Тимофеевич произнес:
– О'кей, Француз, едем в «Арагви». Потолкуем за обедом.
– О чем? – спросил я.
– Там узнаешь. Лезь в машину.
– Спасибо. Жрите без меня.
Казалось, он огреет меня тростью. Но он (то ли благоразумие возобладало, то ли я был ему зачем-то нужен) лишь приказал:
– Ты поедешь.
Вася, которому хорошо было известно, чем все могло кончиться, пробормотал:
– Ну, блин, Пал Тимофеич…
Игнат поспешно предложил:
– Отстань, Хлыст. Человек не голоден, у него диета. Поехали, пора сделку обмыть.
Но господин с тростью, похоже, сделался невменяем. Глаза его присосались ко мне, как пиявки, губы подрагивали от злости:
– Лезь в машину. Нужно обсудить кое-какой проект. Не залупайся, фраер.
Возможно, у Павла Тимофеевича временно помутился рассудок… Возможно, он просто не переносил ни в чем отказа. Копаться в этом у меня не было ни малейшей охоты. Я взглянул на побледневшего Папаню:
– Надрать бы тебе уши, Игнат. И за приглашение в «Арагви», и за случайную эту встречу.
Игнат промолчал. Еще бы! Ему с милым этим дядюшкой предстоит деньги делать, и небось немалые. Ладно, мне-то что? Я направился к своему «жигуленку».
– Стой! – приказал Павел Тимофеевич. И, поскольку я не внял, крикнул одному из охранников: – Давай, Гринь! Ткни его мордой в дерьмо!
На что Игнат угрюмо заметил:
– Хлыст, я тебя предупреждал.
На пути моем возник амбал, меланхолично жующий жвачку. На сонной его физиономии читалось: «Мне лично ты – до фени. Но раз хозяин приказал…» Он встал в низкую стойку и приготовился к атаке. Боже, как все они надоели! Сколько их было за двести с лишним лет!.. Я дал ему шанс.
– Тебе за это не платят, – сказал я. – Ты не обязан выполнять прихоти клиента.
«Клиент» хохотнул за моей спиной:
– Давай-давай, проповедуй. Вмажь ему, Гриня!
Мой призыв к благоразумию пропал втуне. Парень выбросил правую ногу, целя мне в лицо. Я отклонился, не сходя с места, и уведомил:
– Какую ногу поднимешь, ту и сломаю.
Не знаю, серьезно ли он отнесся к моим словам, однако жвачку выплюнул. Затем сделав руками обманку, левой ногой попытался ударить меня в голень. В момент его движения я сам нанес ему удар под колено. Послышался короткий хруст. Он завалился с воплем набок, обхватив сломанную ногу. Все это было до тошноты глупо и предсказуемо. Но, как обычно, урока никто не извлек.
