уж точно не страдал — потому и взял дело в свои руки.
— Вопросы? — Вяземская уселась за стол и указала на стулья напротив. — Да, конечно же. Что вы желаете узнать?
— Все, что так или иначе связано с недугом Петра Андреевича. — Дельвиг покосился на меня. — Думаю, Владимир куда лучше меня скажет, что именно следует…
— У вашего отца были враги? — спросил я. — Или те, кто по каким-либо причинам мог желать ему зла?
От неожиданности Вяземская даже закашлялась — видимо, ожидала совсем других вопросов. Она сначала недобро стрельнула в меня глазами, потом посмотрела на Дельвига, но его преподобие сидел молча, ясно давая понять, что его странный подручный-гимназист хоть и нарушает этикет, все же интересуется не просто так.
— Странные разговоры… И не вполне уместные. — Вяземская снова нахмурилась и вся как-то подобралась, снова превратившись из перепуганной девчонки в наследницу могущественного рода. — Мой отец — член Государственного совета, личный друг императорской фамилии и самого его величества Александра Александровича. Тайный советник в отставке, кавалер высших степеней орденов, не говоря уже о землях и капиталах, которыми располагает семья. У таких людей не может не быть врагов, милостивый сударь.
Ох, какие же мы серьезные… Я все-таки не ошибся — за эффектной внешностью и репутацией народной героини и чуть ли не святой скрывалась та еще штучка. Когда дело касалось семейных секретов, Вяземская не стеснялась показывать зубки.
Впрочем, это меня ничуть не смущало. Как и перечисление изрядного списка отцовских регалий. На своем веку я повидал и ордена, и капиталы, и земли, и даже императора Александра. Всех трех, если быть точнее — не считая остальных представителей царствующей фамилии. Но врагов я повидал куда больше.
Поэтому и разбирался в них уж точно получше девчонки каких-то там двадцати лет от роду.
— Ничуть не сомневаюсь, ваше сиятельство. — Я миролюбиво склонил голову. — Поверьте, мною движет вовсе не праздное любопытство. Мы с Антоном Сергеевичем склонны подозревать, что причиной болезни Петра Андреевича стала чужая воля.
Судя по многозначительно покашливанию, ничего подобного Антоно Сергеевич не подозревал. А если и так — то определенно не спешил высказывать свои мысли вслух. Но я уже взялся за Вяземскую, и отпускать вожжи в любом случае уже было слишком поздно.
Второй раз она может и вовсе не пустить меня на порог — так что сейчас самое время брать быка за рога. Ну, или княжну за…
— Вот как? — Вяземская картинно приподняла бровь. — В таком случае — потрудитесь объяснить. Какое отношение чужая воля может иметь к…
— Самое прямое. К сожалению, — вздохнул я. — Ничуть не сомневаюсь в ваших познаниях в области Таланта и особых способностей княжеских родов, но смею заметить, что ими проявление сил Владеющих не ограничивается. И если уж мы живем в мире, где человек способен взглядом прожигать дерево или сталь — стоит ли удивляться, что кто-то умеет убивать на расстоянии? Без лишнего шума и пламени из глаз?
— Владимир хочет сказать, — ледяным тоном произнес Дельвиг, — что сейчас мы не можем исключать даже самые немыслимые и странные причины.
— Немыслимые — это вполне подходящее слово, Антон Сергеевич! — Вяземская сцепила тонкие пальчики в замок. — Но если даже и так — уверяю вас, что среди знакомцев моей семьи, будь то друзья или недруги, не найдется ни одного Владеющего, чей Талант оказался бы хоть наполовину настолько… настолько отвратителен, чтобы сотворить с человеком то, что мы все видели!
Очень похоже на изрядный булыжник в мой огород. Впрочем, неудивительно: при всей своей вредности и положенном сиятельной княжне высокомерии Вяземская вряд ли была глупа — и определенно успела сложить два и два. Раз уж чей-то Талант и знания позволяют справиться с загадочной болезнью, вполне разумно предположить, что такой человек сумеет не только излечить недуг, но и наслать его. И раз уж ее сиятельство смогла поверить в существование таинственного колдуна, умеющего убивать на расстоянии, она наверняка заподозрила что-то подобное и во мне.
И, надо сказать, была не так уж и далека от истины.
— Иного я и не ожидал услышать. — Я откинулся на спинку стула. — Подобный Талант встречается нечасто — и уж точно не среди тех, кто носит титулы.
И даже будь оно так — сиятельный князь или граф не стали кичиться древними знаниями и умением превращать человека в труп сомнительными ритуалами. Нет, такое оружие следует хранить в тайне — да и на репутации оно скажется никак не в лучшую сторону.
Впрочем говорить подобное вслух я не стал — иначе Дельвиг точно потащил бы меня на улицу за шиворот.
— И все же вам следует быть осторожнее, — продолжил я. — Даже жалкий враг может оказаться опасным, если недооценить его силы.
— Вы хотите сказать — кто-то хочет убить моего отца⁈
— Владимир хочет сказать, что Петру Андреевичу следует оставаться дома, в окружении семьи. Во всяком случае, пока он полностью не поправится… Я непременно загляну справиться о его здоровье. А сейчас, — Дельвиг с шумом отодвинул стул и поднялся, — позвольте откланяться, Катерина Петровна. Дела не ждут.
Видимо, его преподобие решил сбежать, пока я не наговорил еще чего-нибудь лишнего. Впрочем, вытягивать из Вяземской было нечего: она то ли тщательно скрывала отцовские секреты, то ли и правда ничего обо всем это не знала.
— Гимназист… ты совсем ума лишился? — проворчал Дельвиг, когда дверь за нами закрылась. — Это же Вяземские! Они тебя с потрохами…
— Да какая разница? — Я пожал плечами. — Думаете, Геловани на нашем месте стал бы миндальничать? Манеры хороши на балах, но здесь излишняя учтивость скорее навредит.
— Может, и так. — Дельвиг оглянулся назад, будто хотел убедиться, что Вяземская не осталась где-нибудь за спиной. — Думаешь, кто-то пытался таким образом убить Петра Андреевича?
— Не исключено, — отозвался я. — Неплохо бы выяснить, связаны ли как-то Вяземские и Юсуповы — раз уж…
— Не болтай! — Дельвиг приложил палец к губам. — Это уже работа Виктора Давидовича, а не наша. Кстати, к нему я направлюсь — вдруг им удалось отыскать нашего таинственного похитителя… составишь компанию?
— Нет. Если можно — не составлю, Антон Сергеевич. — Я развел руками. — У меня сегодня переезд.
— Ничего себе хоромы. Прямо барские.
Фурсов сделал еще несколько шагов. Медленно и даже осторожно — будто почему-то опасался, что его пустили сюда по ошибке и непременно выгонят взашей из квартиры. Не такой уж и роскошной по моим представлениям: всего на три комнаты, две из которых были толком и не нужны. Но вряд ли в Петербурге тысяча девятьсот девятого года хоть в каком-то из миров получится отыскать жилье, оснащенное плитой и полноценным собственным санузлом — но при этом не рассчитанное или на целое семейство, или
