— Он прав, — решил Борланд. — Нам нужен проводник.
— Согласен, — кивнул Клинч. — Так что по койкам. И учти, Фармер: я всё равно уже купил у тебя часть снаряжения. Так что завтра, что ни возьму, всё будет моим.
— Поторгуемся, — махнул головой Фармер.
— Отбой.
Клинч устроился у самой дальней стены, отгородившись двумя листами железа. Борланд положил Фармеру руку на плечо.
— На пару слов, — шепнул он.
Парень послушно позволил отвести себя в сторону.
— Просто чтоб ты знал, — быстро произнёс Борланд. — Клинч может мстить сколько угодно, но я определённо иду до конца. Доберусь до Монолита и разрушу его.
— А если Клинч прав? — предположил Фармер. — Что, если никакого плана не существует?
— План существует, — убеждённо сказал Борланд. — Я это знаю совершенно точно.
— Откуда?
— Знаю. — Борланд метнул взгляд на Клинча, укрытого за импровизированной оградой. — Потому что Консул может сочинять что угодно, но кое-чего он не подделает никогда. Это знания Сенатора и его кинжал, который он сам же и дал мне с одной конкретной глобальной целью. Весь план упирается в них. Так что «Горизонт событий» — не просто легенда для внедрения шпиона в штаб Клинча, а реально существующий сценарий уничтожения Зоны. И я приведу его в исполнение.
Вкусный запах обещал не менее вкусный обед.
Комната, в которой витал малознакомый в Зоне аромат, больше не содержала ни единого позитивного элемента. Собственно, её и комнатой можно было назвать с большой натяжкой. Она была разрушена полностью. Наверху не хватало доброй половины потолка, и если оглядеться, то можно было заметить и отсутствующую стену. Три остальные покрылись трещинами, принимавшими порою необъятные размеры. Всё помещение было полностью завалено обломками мебели, штукатурки, кусками цемента, которые, образовав разровненную кучу, закрывали пол с вырванным паркетом.
На чудом уцелевшей тарелке лежали три ломтика помидоров, целый огурец и варёное куриное яйцо. Тут же, на столе без ножки, стояла аккуратно раскрытая банка рыбных консервов, а рядом с ней — стакан апельсинового нектара.
Готовящийся покушать гурман попытался напялить на себя широкую салфетку. Это ему не удалось, узел был слишком сложен для него. К тому же ширина талии не позволяла. После бесплодных попыток он нахлобучил салфетку себе на макушку. Скосив глаза вверх, любитель вкусного убедился, что салфетка не спадает. Довольно заурчав, он схватил со стола до блеска начищенную вилку и попытался удержать её в горизонтальном положении. Попробовал подцепить ею помидор. Это ему стоило подскочившей тарелки, но он тут же быстро поймал разлетевшиеся продукты и положил их обратно.
Затем задумался.
Определённо, план поглощения еды с использованием правил этикета требовал нужной сноровки. Но сидящему за столом очень хотелось кушать. Он крутил вилку во все стороны, пока не сообразил, что намного удобнее накалывать помидор на другой конец — тот, на котором четыре окончания, а не одно.
Через минуту настойчивых упражнений зубцы вилки вошли в красную мякоть, на поверхности помидора выступили капельки сока.
Едок закинул добычу себе в огромную пасть и начал долго жевать, задумавшись.
Он переосмысливал только что освоенный им новый закон физики.
— Доктор!
Поморщившись, целитель Зоны отнял от виска намокший бинт. Посмотрев на цвет крови, Доктор кивнул, и его лицо просветлело.
— Что случилось, друг мой? — спросил он, кинув бинт в банку для использованных материалов.
Стоящий на пороге Уотсон в отчаянии развёл руками.
— Апельсин опять ворует нашу еду, — пожаловался он. — Теперь его не устраивают старые консервы, и я не знаю почему. Он украл свежие овощи из холодильника.
— И сожрал весь гематоген из шкафа, — добавил Доктор, глядя в зеркало на свою рану. — Что-нибудь ещё?
— Да! Он где-то раздобыл тарелку и теперь пытается есть, как человек.
— Вот как?
— Я не шучу, Док, взгляните сами!
Доктор взял со стола пинцет, внимательно осмотрел его и, неодобрительно покачав головой, отправил его вслед за бинтом.
— Уотсон, — начал он. — Если ты забыл, то этот маленький полтергейст активно помогает нам с ремонтом дома. Так уж у них заведено: они постоянно обитают там, где можно переломать кучу всего. Но затем они всё восстанавливают.
— Ну да.
— Одна проблема: полтергейста могут восстанавливать лишь то, что разрушают. И не нужно рассматривать это как хулиганство. Полтергейст не способен различить процессы разрушения и восстановления, для него это всего лишь два противоположных направления одного и того же действия. Изменение комплексов молекул, раскладывание на составные части путём физического воздействия и обратное соединение. Тем не менее Апельсин каким-то образом понял, что способен восстановить дом, который не ломал. Он не такой, как ему подобные. Считай это эволюцией, если хочешь.
— Я рад. И как это связано с нашей едой? Я промолчу о том, что Фармер ходил за ней до самого Кордона.
— Как видишь, не промолчал, — улыбнулся Доктор. — Я ценю усилия Фармера, однако от Апельсина больше толку на строительных работах, чем от всех нас, вместе взятых. И если он считает достаточным работать за свежую еду, которую в Зоне достать очень тяжело, то всё равно эта цена несоизмерима с огромной пользой, которую он приносит, возясь с камнями и досками. Если ты не заметил, то Апельсин уже полностью восстановил фундамент. Полностью. Даже если он перестанет помогать прямо сейчас, я сумею построить новый дом при помощи свободных сталкеров. Очень многие люди в Зоне считают себя обязанными мне. Мне достаточно пожить на базе «Свободы» пару месяцев и оказывать бесплатные медицинские услуги, и взамен за это Ровер отрядит целую строительную бригаду, которая соорудит на этом месте дом лучше прежнего. Это так, вариант. Но пока что достаточно услуг Апельсина.
— Доктор, я не имею ничего против, — попытался объяснить Уотсон. — Всё, что я хочу сказать, это то, что я не вижу связи между едой, которая в текущем виде полтергейсту не принципиальна, и производимой им работой.
— Не видишь? — нахмурился Доктор, протерев зеркало чистой тряпкой. — Ну, значит, Апельсин видит. И ты бы сумел, если бы подумал лучше. Разве не понятно, что и стремление к этикету, и строительство — звенья одной цепи? Апельсин очень хочет походить на людей. Он чувствует, что есть некая разница между созиданием и разрушением.
Уотсон вытер руки о край рабочего фартука.
— И что, он просто подражает? — спросил он. — Разве не может быть такого, что Апельсин чего-то ожидает в конце пути? Например, что сам станет человеком?
