Так было и на этот раз. Бой закончился, солдаты выбили красноармейцев и теперь собирали трофейное оружие и боеприпасы — пригодятся. Санитары относили убитых и раненых в свои траншеи, а фельдфебель Загель наводил порядок. Все шло своим чередом.
— Господин лейтенант, что делать с мальчишкой? — обратился к нему унтер-офицер Хельфнер.
Немолодой унтер держал за шиворот парнишку лет четырнадцати-пятнадцати. Тот был сильно напуган и легко ранен — из разодранной щеки обильно текла кровь.
Мальчишка был одет в красноармейскую форму, явно слишком большую для него. «Скорее всего сын полка», — решил Макс.
— В блиндаже его обнаружил, — пояснил Хельфнер, — забился в самый угол и сидел там. Думал, наверное, не заметят. Куда его, к остальным пленным?
Макс посмотрел на паренька: тот был тощим, кожа да кости, если отправить в плен, точно не выживет. Макс знал, как обращаются в лагере с пленными красноармейцами — не кормят по несколько дней. А если и дают еду, то жидкую баланду из тухлых капустных листьев. О медицинской помощи и речи не было. Лишь через неделю тех, кто остался в живых, отправляли под конвоем в тыл. Что-то в душе Макса дрогнуло, и сердце его странно сжалось…
— Подождите, — сказал он, — я сам допрошу пленного.
Унтер кивнул — конечно. Он оставил мальчишку на попечение Макса, а сам побежал дальше — устанавливать пулеметы на случай русской контратаки. Макс отвел парнишку в одно из боковых ответвлений окопа, усадил на разбитый деревянный ящик и тихо спросил по-русски: «Как тебя зовут?» Мальчишка вздрогнул — очевидно, не ожидал услышать родную речь от немецкого офицера.
— Ваня… Белоусов… — так же тихо ответил он.
«Черт! — подумал Макс. — Не тот ли это Иван Белоусов, дед Маринки?» Он точно знал, что героический предок его жены пацаненком удрал на фронт и воевал как раз в здешних местах, де еще в это же время — летом 1942 года. Вряд ли это случайное совпадение… Но на всякий случай уточнил:
— Ты откуда родом, парень, из какой деревни?
— Здешний я, из Брошек. Недалеко тут…
«Так, все верно, тот самый Иван Белоусов, понял Макс. Что же с ним делать? В плен отправлять никак нельзя — наверняка погибнет. Значит, тогда и Маринка не родится? И он на ней не женится, и не появится дочь Машка?»
Макс верил, что всякие изменения в прошлом непременно влияют на будущее, поэтому боялся что-то сделать не так, что-то непоправимо изменить. По той же причине он старался вообще ни во что не вмешиваться — пусть все идет так, как положено. Война продлится четыре года и закончится в Берлине, Советский Союз обязательно победит. Третий рейх падет в мае 1945-го, безоговорочную капитуляцию подпишет гросс-адмирал Карл Дёниц. Все правильно.
А тут такое дело! Событие было напрямую связано с его собственной судьбой. Макс привстал, осторожно оглянулся: солдаты занимались своими делами — кто-то проверял трофейное оружие, кто-то собирал боеприпасы, кто-то курил или делился впечатлениями от недавней атаки. Удобный момент. Макс приказал мальчишке: «Иди за мной!»
— Дяденька, не убивайте меня! — захныкал паренек, размазывая грязной ладошкой слезы по щекам.
— Не убью, — встряхнул его, чтобы привести в чувство, Макс, — наоборот, отпущу. Скажи нашим… В смысле, своим…
Что он мог передать? Что вермахт подтягивает резервы и скоро начнет большое наступление на Сталинград и на Северный Кавказ? Или что через полгода у немцев появятся новые танки — «тигр» и «пантера»? И что не стоит верить союзникам и их обещанию по поводу Второго фронта, который откроют лишь в 1944 году? Так ведь примут за попытку дезинформации. Причем не очень умелой…
Кто ему поверит, немецкому офицеру? Нет, уж лучше ничего никому не говорить. Макс отвел Ваню подальше, выбрал удобный момент, подсадил и помог вылезти их окопа. «Ползи, — приказал он, — быстро!» Тот кивнул и заскользил по земле. И вскоре скрылся из вида. Макс облегченно вздохнул — кажется, никто не заметил.
Затем вернулся во взвод и начал отдавать привычные команды. Унтер-офицер Хельфнер заметил, что он пришел без пленного, но ничего не сказал и ни о чем не спросил, лишь как бы невзначай обронил: «У меня тоже есть сын, Эмиль. Ему всего семнадцать лет, но он уже хочет на войну. Собирается поступать в танковое училище, рвется на фронт, дурачок. Я же считаю, что дети не должны воевать, это не их дело. Так ведь, господин лейтенант?»
Макс ответил — конечно, так. Хельфнер удовлетворенно кивнул и отошел в сторону. У него были свои дела…
* * *
На следующий день Макса неожиданно вызвал к себе командир батальона майор Хопман. Курьер на мотоцикле с коляской передал приказ и отвез его в село Покровское. Штаб батальона располагался в большой деревенской избе, в которой до войны, скорее всего, был сельсовет. Макс с Маринкой заезжали как-то сюда и даже ходили в местную церковь. В своем времени, конечно…
Храм в Покровском был большой, каменный, очень красивый. И пользовался особой популярностью среди местных жителей. Алтарная икона Покрова Божьей Матери, по слухам, помогала женщинам в семейных делах. Многие верили, что если искренне помолиться и попросить Богородицу, то она окажет любую помощь. Вот Маринка и захотела побывать в этом храме. Она не была верующей (как, впрочем, и сам Максим), но в церковь регулярно ходила и положенные обряды соблюдала.
Маринка решила попросить у чудесной иконы помощи — Машке предстояла сложная операция, и она очень волновалась. К счастью, тогда удалось обойтись без хирургического вмешательства, дочка поправилась. Маринка на радостях еще раз ездила в церковь и искренне благодарила Богородицу. Сейчас, в 1942 году, храм, разумеется, не действовал — до оккупации в нем располагался какой-то колхозный склад, а немцы устроили в здании полевой лазарет.
Макс вошел в штаб и, как положено, отдал честь майору. Немолодой, седоватый, подтянутый Хопман являл собой пример настоящего прусского офицера, причем старой закалки. Он вырос в Восточной Пруссии и начал карьеру еще в Первую мировую. Сражался на Восточном фронте и прошел все ступени — от рядового до лейтенанта. Был дважды ранен и дважды же награжден за храбрость Железным крестом. Но после войны его, как и многих других офицеров, отправили в отставку.
Хопман сильно тосковал по армии, долго не мог найти себе место, пока наконец не устроился управляющим в большое поместье. Быстро навел там порядок, установил почти военную дисциплину, и владелец латифундии был им очень доволен. Чего не скажешь о местных крестьянах — те возненавидели «проклятого пруссака». В конце концов после нескольких стычек ему пришлось уйти, и майор опять затосковал. Но тут, к счастью, началось формирование новой армии и о Хопмане вспомнили.
