– Да здесь я.
Ратибор скосился влево. Там замер тощий парнишка в выцветшем камуфляже, с упругим вещмешком за спиной – единственный, кто здесь был без оружия. И когда это бывший семинарист научился так тихо подкрадываться? Да уж, ловкости ему не занимать – даром, что с виду такой тщедушный. Ратибор, не раздумывая, взял бы его в дружину, несмотря на внешнюю нескладность и отсутствие врожденного D-гена, подсаженного в геном каждого кремлевского ратника. Этот парень повидал на своем недолгом веку столько, сколько не выпадало и на десяток воинов. И седая прядь в густых русых волосах появилась неспроста.
О чем там говорить – даже сейчас ему нужен совет этого мальчишки, повидавшего такого, чего не увидеть в самых страшных кошмарах. И если сам князь не усомнился, сделав его своим советником, глупо было бы не узнать его мнение.
– Что думаешь? – Ратибор кивнул в сторону, не отрывая взгляда от парня.
Оглядываться лишний раз не было никакого желания. Командир повидал в жизни немало, но зрелище было за гранью. Те, кто стояли за этим, были или тяжело больны, или очень хорошо представляли, за какие струны души дергать, чтобы вызвать оторопь даже у опытного воина.
Ратибор знал, что эта картина не оставит его никогда. И даже разглядывая белесую прядь в волосах семинариста, видел совсем другое.
Полуразрушенные стены, полностью скрытые распотрошенными трупами. Тела были распластаны, вывернуты наизнанку. Убийцы не поленились вскрыть каждую конечность, чтобы обнажить скелет, и при этом сохранить плоть. Кишки вперемешку с внутренними органами гирляндами свисали к земле.
Ратибор вдруг понял, что потрясло его больше всего. Не жестокость даже – расточительность. В этом мире в порядке вещей убивать из голода. Мясо – вполне разумный повод умертвить врага. Но это не походило на жестокую заготовку человечины впрок.
Кошмарное зрелище магнитом притянуло взгляд снова. Надо было держать себя в руках, но Ратибора передернуло.
На него смотрело знакомое лицо. Командир пропавшего дозора как будто силился что-то сказать – что-то важное, то, что поможет товарищам в праведной мести. Но что скажешь, когда тело располосовано и изуродовано с сумасшедшей фантазией.
Резко отвернувшись, Ратибор шумно выдохнул, стиснул зубы. Не хватало еще, чтобы вырвало перед подчиненными.
– Что скажешь? – раздельно, стараясь придать голосу твердость, повторил Ратибор. – Видал когда-нибудь подобные казни?
– Это не казнь.
Голос Книжника был необычно сух, даже трескуч, как горящий хворост. Картина не вызвала у парня вполне объяснимого отвращения или страха. Скорее, это было холодное любопытство ученого.
– Что же это по-твоему?
– Ритуальное убийство.
Командир молча поглядел на парня.
– Жертвоприношение, – пояснил семинарист. – Духам или какому-то кровавому идолу…
– Почему же мы никогда не встречали такого? Видели же капища нео или, там, шамов… Ничего похожего.
Книжник пожал плечами:
– Наверное, какой-то новый культ. Хотя, не уверен.
– Думаешь, новое племя в наши края заявилось? И решило свои порядки здесь насаждать?
– Может, и племя… – Книжник смотрел перед собой неподвижным взглядом. – А может – новое божество.
Парень сделал шаг вперед – к самой стене из десятков распластанных тел. Приблизил лицо к мертвому ратнику, коснулся его щеки.
Дальше произошло то, от чего Ратибора передернуло. Семинарист коснулся лбом головы мертвого ратника, затем – приложился щекой к тронутой тлением щеке мертвеца. Раскинув руки, он вроде даже обнял покрытые запекшейся кровью останки…
Этот паренек совсем странный стал после последнего своего возвращения из дальних краев. Говорят, перемкнуло его после гибели друга – Зигфрида из племени вестов. Может, действительно, крыша поехала. А может, наоборот – открылись ему тайные знания. Всякое про Книжника говорят. Но, что ни говори, невзирая на все заслуги, врагов у него куда больше, чем друзей. Глядя на его милование с мертвецами, уже не удивляешься этому.
– Ты чего, парень? Дурман-грибов объелся? – неуверенно проговорил кто-то из лазутчиков.
Ратибор уже открыл рот, чтобы пресечь эту дикость – нечего смущать и без того сбитых с толку воинов. Нужно отдать простой и ясный приказ: тела товарищей сжечь по обычаю воинов. И спалить к чертовой матери это проклятое место.
– Тихо! – остановил его голос Книжника, продолжавшего вжиматься ухом в щеку мертвеца. – Он жив!
Ратибор был уверен: ничто не может напугать его, и уж тем более – вывести из равновесия, свойственного воину.
Он ошибался. Глядя в глаза боевого товарища, который просто не мог, не должен был оставаться в живых – командир всем телом ощущал предательскую дрожь.
– Как это возможно? – пробормотал он. – У него же нет… ничего… Кишки наружу!
– Не знаю, – нервно отозвался Книжник. – Похоже, здесь многие живы. Какой-то садистский способ продления мучений… Видите – все они как будто в общую сеть связаны – вон, жилы скреплены, сосуды… В них какая-то живительная жидкость, я думаю. Она не дает жертвам умереть окончательно…
Ратибор заставил себя приблизить взгляд, чтобы увидеть эту хитроумную и страшную «сеть» из провисших сосудов, по которым струилась не то кровь, не то что-то ее заменившее.
– Убейте нас… – прохрипел безжизненный голос. Было видно, как сжались при этом оголенные легкие.
Ни секунды ни раздумывая, Ратибор выхватил меч. Оборвать мучения – это все, что он мог сделать для боевого товарища. Но надо дать шанс воину исполнить свой долг и умереть не напрасно.
– Кто это сделал? – отведя меч для удара, отрывисто спросил Ратибор.
Синие губы воина дрогнули, в трахеях шумно задвигался воздух. Казалось, несчастному не хватит сил, чтобы произнести еще хоть слово.
– Кому, кому принесли вас в жертву? – резко приблизившись к изможденному лицу, пробормотал Книжник.
– Бука… – едва слышно прошептали омертвевшие губы.
– Кто?!
Больше несчастный не издал ни звука. Взмах меча, глухой удар – милосердный металл оборвал муки.
– Сжечь здесь все! – зычно прокричал командир. – Чтобы и следа не осталось! Мы вернемся – и отомстим за братьев! Месть!
Ратибор вскинул над головой меч, разбрызгивая кровь убитого ратника. Эта кровь как будто вернула командиру силы, перекинувшись на прочих бойцов. Гул голосов слился в свирепый рык:
– Месть! Месть! Месть!
Книжник вроде и не слышал этого. Он глядел перед собой невидящим взглядом. Вокруг полыхал огонь, пожиравший чудовищное капище. Но семинарист был далеко – там, где в угрюмой неизвестности притаился монстр. Но мысли о чудовище странным образом вызывали не страх.
Они дарили надежду.
– Значит, ты вернулся. Где же тебя искать? Бука…
Глава первая. Беспокойство
На фоне Кремля Форт выглядел чужеродным телом. Как инопланетный корабль, рухнувший на Красную площадь. Глядя на скошенные грани стен без всяких признаков входа и выхода, сразу становилось ясно: это сооружение построили чужаки.
Стоять здесь, посреди Красной площади, пялясь на мрачные стены, было рискованно. Никогда не знаешь, откуда появится угроза – притаившийся в камнях хищник или вражеская пуля со стороны руин ГУМа. Странно, что его вообще выпустили за ворота. Закрадывались даже нехорошие мысли: кое-кто среди кремлевских был бы рад, если бы беспокойный семинарист сгинул, наконец, на просторах города-убийцы.
Но он все еще жив – и продолжает завороженно разглядывать темную пирамиду Форта. Один его вид словно безмолвно намекает: сколько бы весты не жили бок о бок с кремлевскими, они навсегда останутся чужаками. Потомками врагов. Впрочем, как показала жизнь, враг вполне может стать союзником – на фоне еще более страшного противника. На том и строится выживание в этом жестоком мире.
Книжник готов был костьми лечь за эту идею – он и убедил князя позволить остаткам чужого племени обосноваться у стен Кремля и даже возвести собственную крепость. Еще недавно Книжник был здесь дорогим гостем. Неудивительно – он сам приложил руку к спасению остатков этого народа. Но теперь здесь нет Зигфрида, и все изменилось.
Но хуже всего другое.
Там, внутри – Хельга. Его Хельга. Нет, не так – когда-то его Хельга.
Как его встретят? Кто знает. Еще вчера он бы и не подумал просить помощи у обитателей Форта.
Но то было вчера.
Тогда он, задыхаясь, бежал по извилистой кремлевской улочке. Кто-то шел по пятам, не отставая ни на шаг – но до сих пор оставался незамеченным. Семинарист обогнул здания Архива, Семинарии, бросился прямиком в Торговые ряды, активно работая локтями и протискиваясь сквозь толпы зевак. В ноздри ударил запах еды, специй – все еще непривычный для вечно голодного школяра.
Семинарист невольно замедлил шаг, огляделся. Когда бесконечная блокада последнего форпоста человечества ослабла, в Кремле оживилась торговля – из-за стены стали поступать всякие забытые диковины, полезные вещи, еда. Нельзя было купить только оружие – на это была исключительная монополия княжеской дружины. Впрочем, если пошерстить по темным закоулкам, наверняка можно найти и всякие недозволенные предметы – так уж устроен человек, которого не удержать никакими рамками и границами. Да что там – Книжник понимал, что и сам приложил руку к тому, чтобы внешний мир пришел в Кремль со всеми своими светлыми и темными сторонами. Таково уж неизбежное следствие кремлевской экспансии – того, как его маленькая родина отбросила врагов от своих стен и расширила зону влияния.
