Но оазис нам и необязателен. И к опасностям не привыкать. Главное, чтобы место не оказалось на пути сезонных миграций, с которыми в силу того, что я находился здесь меньше земного месяца, мне сталкиваться еще не приходилось.
— Григорий, шутка у тебя на этот раз получилась не совсем удачной, — осуждающе покачал головой Слава Проф. — Борис, ты тоже не кипятись.
То, к чему нас привел Гудрон, ни на конюшню, ни тем более на свинарник не походило нисколько. Добротное кирпичное строение, непременно когда-то жилое, не здесь, на Земле, оно действительно казалось как будто впаянным в отвесный склон. Причем именно так, как Гудрон нам и рассказывал. Один угол фронтона погружался куда-то в скалу, зато другой высовывался из нее на несколько метров.
Там, где сходились кирпичная кладка и скала, щели не было видно совсем. Даже тоненькой, куда бы могла войти спичка или игла. Они как будто бы выросли друг из друга, стена и скала.
— Проф, Артемон, займите позицию на вершине. За вами контроль подходов, — скомандовал Грек. — А мы пока займемся осмотром.
Грек у нас командир. Или начальник. Команды наемников, или отряда авантюрьеров — кому как угодно. Маленького, всего-то из шести человек. Но больших здесь не бывает — все примерно такого количества и есть.
— Борис, вы внутри все осмотрели?
— Георгич, не до того нам было, шкуры хотели свои сохранить, — развел руками тот. — Так что пробежали мимо него мы едва не галопом. К тому же и видели его только двое из всех — я да Леха Некрополь. Мы потом с ним договорились, чтобы ни слова никому — мало ли как жизнь повернется? Как знал! Лехи, кстати, уже с полгода как нет. А успели мы с ним лишь в окно на ходу заглянуть. Не сказать, чтобы все увидели, но явно помещение уходит вглубь. Иначе какого бы черта я вас сюда привел? Нет, а место какое, а?! Туда и туда по посту, — указал Гудрон в разные стороны, — и черта с два к нам кто-нибудь приблизится незаметно! Ну так что, входим? Проще будет через окно: вон какой на дверях замок серьезный висит!
Окон всего было три. Одно располагалось за углом, практически вплотную к скале. И еще по одному с каждой стороны от входных дверей. На тех действительно висел ржавый замок такой величины, что внушал уважение одним своим видом.
— Не торопись, сейчас войдем. Гриша, ты у нас специалист по железкам, попробуй открыть замок, — обратился к Сноудену Грек. И пояснил: — Стекла жалко.
Сноуден, который всю трудовую жизнь проработал слесарем на оружейном заводе, хмыкнул: медвежатника, мол, нашли! Но открыть его все же попытался. Поковырявшись в замочной скважине какое-то время, он заявил:
— Тут только дужку пилить. Но нечем. Или ломать. Сам замок вряд ли получится, так что придется дверь. Действительно, проще в окно.
И все посмотрели на Грека.
— Ну, если проще, тогда в окно. Гриша, давай!
Пробурчав: «Теперь я еще и за стекольщика!» — тот, заглянув в них по очереди, сделал вывод:
— В то, которое за углом. Рамы везде двойные, но именно там внутренние распахнуты. Подстрахуйте, — добавил Сноуден, обматывая приклад автомата извлеченной из рюкзака тряпицей.
То ли для того, чтобы издать меньше шума, то ли с целью уберечь приклад от царапин. А скорее всего, все сразу. Относительно подстраховки Гриша мог бы и не напоминать, тут без нее мало что делается.
Из разбитого окна может выскочить что угодно. От летучих, размером с ворону птеров, которые временами становятся на редкость агрессивными, до куда более крупных хищников. Конечно, в том случае, если внутрь дома есть и еще какой-нибудь ход.
— Игорь, — мотнул головой Грек, и я понятливо кивнул: сделаю.
Прикрою им спину, пока сами они будут держать под прицелом окно.
— Сноуден, когда стекло будешь бить, как-нибудь сбоку зайди. Или снизу попробуй, — приказным тоном велел Гудрон. — Чтобы оконный проем не перекрывать.
«Дорого же обойдется Грише сравнение дома с конюшней!» — водя перед собой стволом винтовки, подумал я. Это настолько уже вошло в привычку — сопровождать оружием взгляд, что просто диву давался. С другой стороны, если жить хочется, и не тому научишься. Причем в кратчайшие сроки.
Гриша пробурчал себе под нос что-то неразборчивое, но ничего не ответил. Сзади послышались несильные удары, сопровождающиеся хрустом стекла.
— Готово, — спустя некоторое время отрапортовал он. Выждав некоторое время, добавил: — Все, можно лезть. Подсадите кто-нибудь, высоковато.
— Отойди, я сам, — ответил Грише Гудрон. И снова не утерпел: — Тут не кто попало нужен. Не увалень, а человек с опытом, реакцией и так далее.
Прислонив карабин к стене, Гудрон вместо него вооружился пистолетом ТТ, который предпочитал всем остальным, несмотря на возможность выбора. Клацнул затвором, взглянул на нас и легко оказался внутри, едва коснувшись подоконника. Я вспомнил Гришину просьбу подсадить и невольно улыбнулся.
— Если дом нам подойдет, кусты поблизости придется частично вырубить, — негромко сказал Грек. — И устроить сигналки. Причем такие, чтобы в доме стало понятно — кто-то поблизости, а на месте — ни звука.
Внутри дома было тихо. Ну да: Борис именно из тех людей, кто и в полнейшей темноте не наткнется на мебель, если она там есть. Раздастся выстрел — значит, что-то пошло не так. Но до той поры о нем можно не беспокоиться.
Через несколько минут он объявился. Также легко оказавшись снаружи, доложил:
— Все нормально, — и, предваряя вопросы, добавил: — Отлично мы в нем устроимся! Там даже лучше, чем я предполагал.
Через какое-то время внутри уже были все. Гудрон оказался прав: убежище подходило нам отлично. Несколько комнат, каждая немалой величины. И потолки высотой под три с половиной — четыре метра. Тут не шестеро — три десятка человек свободно могут разместиться. Причем они не будут сталкиваться на каждом шагу.
Жаль только, в комнатах практически ничего не нашлось. Ни мебели, ни предметов обихода, ни тем более электронных приборов, которые имеют здесь огромную ценность.
Даже беглого взгляда хватало, чтобы понять: дом этот, по утверждению Славы Профа — флигель дворянской усадьбы двух-трехстолетней давности, долгое время уже заброшен. Таким он и перенесся с Земли.
Помимо тех окон, которые мы видели снаружи, нашлось и еще несколько, которые выходили прямо в каменную толщу. За исключением одного. Волей случая или чего-то другого из него открывался вид на ущелье, где на дне бушевал водный поток. Сразу за ущельем начинался густой тропический лес. А на самом горизонте маячили заснеженные пики горного хребта. Говорят, где-то в той стороне находится море, увидеть которое мне еще не довелось.
— Ты это, Теоретик, старайся от окон держаться подальше, — сказал Гудрон, обнаружив, что я, любуясь далями, застыл у окна. — В твоих же интересах.
— Даже от этого?
Ближайшее место, где сможет укрыться стрелок, находится километрах в двух, если не дальше.
— Даже от этого.
И я послушно шагнул в сторону. Борис печется о сохранности моей жизни, а причины лишить ее есть. Ведь чем меньше останется эмоционалов, тем выше будут цениться их услуги. И потому сидит себе каждый из них в безопасном местечке, заполняя жадры за местные деньги — пиксели или оставляя в оплату себе каждый пятый. Сидит, старательно охраняемый нанятыми им людьми, и даже носу из своего убежища старается не высовывать, ибо чревато.
Сами жадры — этакая вещь в себе. Выглядят они довольно обычно. Некая субстанция, весьма похожая на янтарь и оптически, и тактильно. Каплевидной формы, величиной с большой палец. Впитывая эмоции у эмоционалов, она способна отдавать их обычным людям. Вбирая в себя любые, но отдавая всегда только положительные. Тем и ценится.
Страшно тебе до жути или тоскливо так, что хоть в петлю, — подержал его и почувствовал умиротворение. Или даже радость, пусть и беспричинную. Но чем такая радость отличается от любой другой? Помимо того, на этой планете хватает мест, куда без них и не сунешься, иначе недолго и тронуться рассудком. Случалось, трогались. Частенько — навсегда.
