отцов, братьев и мужей, которых они потеряли, и поэтому выбирали Балгаут, с его символическим значением в качестве мемориала. За декаду и еще половину, основным импортом Балгаута стали трупы и плакальщики, а основным бизнесом, шелководство и монументальные каменные работы.
Бизнесом Е.Ф. Монтвелта были импорт и экспорт, и, как следствие, надзор. Он надзирал за Пирсом Тридцать Один, лучеобразным лонжероном гигантской орбитальной платформы под названием Хайстейшн, с усердием и точностью, которые, он надеялся, заставили бы его дядю гордиться.
Из своего офиса со стеклянным полом он мог смотреть вниз на корабли, пришвартованные на стапелях пирса, и следить за их прибытием и отбытием на широком гололитическом дисплее, проецируемом над ним, как навес из света. Его рубрикаторы, у своих раздельных когитаторов вокруг офиса, заведовали товарами и пошлинами, в то время как клерки вели переговоры насчет контрактов о снабжении, и подсчитывали расходы на топливо и время простоя.
Все данные направлялись к нему через кабели, но, как и его дядя до него, он любил использовать свои собственные глаза.
Он любил смотреть за кораблем на причале, и беспокоиться из-за того, что требовалось слишком времени, чтобы разгрузить его и очистить место, чтобы другой мог занять его место и заплатить свой собственный тариф, прямо так же, как когда он жаловался, когда причал оставался пустым больше, чем на день или два. Он знал тягачи и лихтеры на вид, и носящихся с место на место грузовых сервиторов по их раскраске и цифровым обозначениям, и он мог идентифицировать пилота корабля просто по стилю и исполнению маневров.
Но больше всего, он наслаждался видом: из офиса, сквозь стеклянный пол, сквозь заросли балок и топливных линий, сквозь носящиеся точки, которые были рабочими и буксировочными судами, сквозь открытые структуры и жесткие тени гигантских причалов, и выжженные радиацией корпуса широких кораблей, которые располагались в них, сквозь это все через блеск солнечного света на медленно бегущих облаках, и через прозрачность яркой атмосферы, и через сто сорок километров внизу, он наслаждался видом на голубой и серый и коричневый Балгаут, медленно вращающийся внизу.
Конкретно в этот день, «Геммингер Берофф Вейкшифт» занимал четвертый причал, «Суперлюминал Гранди Улиссес» пятый, а «Гордость Тарнагуа» начинал маневры, чтобы войти в восьмой. «Релятивистик Итерайшенс оф Ханс Фейнголт», стоящий на седьмом причале, обнаружил дефект в зажигании, который, как сказали Е.Ф. Монтвелту, задержит его отбытие минимум на неделю. Он уже посчитал штрафной тариф. «Элександер Грейт Сольер» был готов отбыть менее, чем через час, при условии, что чартерные агенты согласятся на плату за задержку. На втором причале, «Утешение», только что прибывший, начал разгружаться.
Е.Ф. Монтвелт не видел «Утешение» два года. Это был корабль Плаккетта, а Плаккетт был известен своими долгими походами через Хулан и Безан Хало. Тем не менее, грузовая накладная, которую дал ему помощник рубрикатора, сказала Е.Ф. Монтвелту, что «Утешение» вышло с Сан Велабо восемь месяцев назад, и прилетело к ним с западной стороны галактики. Плаккетт изменил свои привычки. Е.Ф. Монтвелт решил, что расспросит капитана корабля об этом, когда тот сойдет. Е.Ф. Монтвелт всегда старался лично приветствовать каждого капитана. Это была старомодная вежливость, которой дядя его научил.
Он уже подозревал, какой ответ даст ему Плаккетт. Война меняет планы и торговлю. Крестовый поход заново открыл большую часть Группы Хана и другие территории на той стороне.
Плаккетт отправлялся туда, где был бизнес.
Если только это был не Плаккетт. Е.Ф. Монтвелт снова просмотрел накладную. «Утешение» сменило владельца. Имя ее нового владельца было записано, как Жонас.
— Жонас, — прочитал он. Несколько клерков оторвались от работы.
— Вы говорили, сэр? — позвал один.
Е.Ф. Монтвелт посмотрел на молодого человека.
— Жонас, — повторил он. — В грузовой накладной имя капитана Утешения указано, как Жонас.
— Это важно, потому что?
— Жонас! — резко бросил Монтвелт. — Понимаешь? Указано, Жонас?
— Я не улавливаю смысл, сэр, — признался клерк.
В эти дни они были все молодыми идиотами, напомнил себе Е.Ф. Монтвелт, слишком молодыми. Никто из них не знал традиций. В дни его дяди, каждый знал имя Жонас. Это было имя-шутка, довесок. Ты пишешь его в накладной в качестве владельца, когда ты не знаешь настоящего имени капитана. Иногда даже свободные торговцы использовали это имя, чтобы скрыть свою личность или отвлечь внимание от мошенничества.
— Жонас! — повторил Е.Ф. Монтвелт. — Так же как, Дьявол Жонас!
— Ох, — кивнул молодой клерк, — как в детской сказке? Что у него там было? Коробка, так ведь?
— Ящик, — вздохнул Е.Ф. Монтвелт.
— Точно, ящик, — засмеялся молодой клерк, — далеко-далеко в глубинах космоса, в котором он держал души бедных странников, потерпевших кораблекрушение.
Молодой клерк тихо рассмеялся над этой мыслью и покачал головой.
Е.Ф. Монтвелт лично спустился ко второму причалу.
Он шел сквозь толпу на причале. Экипаж и пассажиры хлынули из корабля, и все представители человечества пришли приветствовать это. Здесь были причальные команды, сборщики пошлин в двуугольных шляпах, инспекторы из Внутренней Охраны, витталеры, торговцы наркотиками, носильщики, перекупщики, кидалы, предлагающие туры по полям сражений, роскошное жилье или переправку на поверхность планеты, спекулянты, продающие разрешения и поддельные бумаги, коммерсанты и частные лица, которые прибыли на Хайстейшн, чтобы поприветствовать корабль. Е.Ф. Монтвелт проталкивался сквозь суету. Он чувствовал запах подмышек и зловонное дыхание, чесночный запах пирожков с мясом от печных тележек, жженый сахар от продавца сладостей, озон, идущий от полей атмосферного давления пирса и, над всем этим, странный вкрадчивый, прогорклый воздух, который повис над причалом, когда корабль выпустил переработанный воздух, который рециркулировал через его системы очистки кислорода восемь месяцев.
Сервиторы с пыхтением проходили мимо него, буксируя ряды ящиков. Буксирная лодка проплыла над головой, моргая фарами. «Утешение», джаггернаут, покрытый ржавчиной и выжженной пустотной обшивкой, стоял в конце причала. Сервисные команды уже работали, покрыв его обуглившиеся борта, как альпинисты скалу. Е.Ф. Монтвелт слышал тум-тум магнитных шагов, когда сервиторы шли по корпусу перпендикулярно к нему. Он облокотился на перила и посмотрел вниз, в тень причала. Он увидел воздушный шлюз, протянутый и соединенный, и фейерверк от сварочных работ. По ту сторону от мрака тени
